сказать, разговор о нужных мне планшетах пошел именно так, как я и предполагал. Войдя в привычную для себя стихию, ремесленники немного оттаяли, стали более разговорчивыми и теперь хоть что-то могли сказать. Так как мастера действительно были таковыми, то проблем никаких не возникло, разве что объяснять форму и размеры пришлось минут пятнадцать, плюс ко всему записать все это на бумаге. Так что когда солнце уже вовсю освещало улицы Первопрестольной, трое братьев-мастеров уходили из дворца с лицами, полными благоговения, словно побывали не у наследника престола, а в райских кущах. Да, чужая душа действительно потемки.
Сам же завтрак так и остался остывать в углу зала: за обсуждением дел я совершенно забыл о нем, так что труды слуг оказались напрасными. Хотя почему это? Все-таки я с утра еще ничего не ел. По одному моему слову завтрак перенесли в кабинет, где я попутно изучал книгу «Военное искусство. Кавалерия». Увы, имя автора сего трактата я так и не нашел: оно нигде не было указано.
Стараясь не засиживаться за завтраком, я отправился к себе в комнату, чтобы подготовиться к дальнейшему обучению, которое начиналось для меня в половину девятого утра – как раз в то самое время, когда организм окончательно просыпается и готов функционировать.
Скинув камзол с плеч, я уселся в кресло, тут же вытаскивая из стоящего рядом стола расписание занятий. Увы, но пока я только начал свой путь в роли наследника, поэтому не смог толком приноровиться к здешней манере обучения. Часть того, что говорилось (причем большую часть) учителями, преимущественно иностранцами, я знал и сам, но вот пока не решил, как себя вести в такой ситуации: продолжать прикидываться незнающим человеком или же закончить обучение. Последний вариант может негативно сказаться на мне самом: все же прознатчики Петра должны внимательно следить за каждым моим шагом.
– Так, что там у нас сегодня? – задумчиво водил я пальцем по бумаге, ища нужный день. – Ага, вот, нашел: цифирь, фортификация, география. Что ж, не самый худший набор.
На первых занятиях с приставленными ко мне учителями меня посещали мысли о том, что я оказался в своем родном университете, с теми же напыщенными преподавателями, считающими себя пупами земли. М-да, было такое, проходили, и не раз. Что ж, пусть и дальше продолжают в том же духе, от меня не убудет. Хотя нет, почему это? Я же не плебей какой-нибудь, царевич как-никак. Еще, правда, следует научиться вести себя должным образом.
Что ж, подождем, посмотрим…
* * *
Середина апреля 1707 года от Р. Х.
Москва
Алексей Петрович – Иван Пестерев
Первые знакомства
Весна с каждым днем все рьяней вступает в свои права, отбирая землю, клочок за клочком, у лежащего повсеместно серого снега, с неохотой уступающего столь нужную ему территорию. Март пролетел, и уже середина апреля. Мое обучение постепенно свелось к тому, что я стал изучать только те предметы, в которых не имел хороших познаний.
К таким «черным» наукам отошли география государства Российского, военная наука и навигация, выбранная мной не в силу интереса, а чисто из корыстного побуждения. Царьбатюшка, грезящий флотом и морем, обязательно должен добавить мне пару баллов при проверке. Само же море меня не только не прельщало, но и отталкивало. Да, вот такой я сухопутный человек, привыкший топтать землю и ни в коем случае не плавать, хотя необходимость флота я понимаю как никто другой, все же дитя двадцать первого века.
В силу своего характера и жгучего желания поскорее разделаться с надоевшими мне делами, я разбавил свое время приятными для меня часами тренировок по фехтованию и изучения Москвы со всеми ее достопримечательностями, которых, правда, было не столь и много. Но был еще один момент, который меня радовал: наконец-то мне удалось познакомиться с теми людьми, которые, как я надеюсь, впоследствии смогут стать моими друзьями.
Я, конечно, реалист и всегда считаю, что личный интерес у человека должен быть на том уровне, который он сам себе желает. И вот если мнение окружающих совпадает с его собственным, то со всей смелостью можно сказать: это именно тот человек, который при нужном подходе будет держаться своего «хозяина», пускай и неявного, до конца жизни. Ведь что такое верность? Это нечто эфемерное, рождающееся со временем, когда один человек, узнав, поняв другого человека, с которым он находился определенный промежуток времени, заключает сам с собой пакт, разрушить который может только он сам. Суть же оного пакта сводится к тому, что он обязуется быть с выбранным соратником до конца жизни.
Поэтому пустых иллюзий насчет того, что пара найденных знакомых, с удовольствием поддерживающих со мной беседу, делает это просто так, я не питаю. За все в этом мире надо платить, будь то товар или же чувство стоящей за тобой силы. Вот только нужно правильно назначить ту сумму, которая не больше действительной, иначе нужного эффекта как такого может и не быть.
Да, пара человек, заинтересовавших меня, – молодой помещик Александр Баскаков, не знаю как сумевший откосить от армии, и датский дворянин барон Артур Либерас, приехавший «на ловлю счастья и чинов», как писал Александр Сергеевич, но в итоге открывший токарную мастерскую. Быть может, они когда-нибудь смогут стать теми собеседниками, с которыми я могу говорить на любые темы, не видя непонимания и глупости в их глазах.
«Эх, как же мне не хватает моих товарищей…» – пришла в голову грустная мысль.
– Ваше высочество не отвлекайтесь, пожалуйста, – попросил меня барон Зильмунд, преподаватель по фортификационному делу, увидевший, что я гляжу в окно, пропуская мимо ушей его замечания. Его еще в прошлом году нанял мой наставник Никифор Вяземский, в силу желания моего номинального батюшки, государя российского Петра Романова.
К счастью, отвлечение на уроке, да и, что скрывать, откровенное пренебрежение науками у прежнего Алексея было делом обыденным, ведь он сам писал про себя: «Труда никакого понести не могу». Честно сказать, первый урок с бароном Зильмундом прошел абы как: слушать ломаную русскую речь мои уши отказывались напрочь, улавливая лишь десятую часть из сказанного. На втором занятии после первых десяти минут тарахтенья я попросил учителя перейти на его родной язык, немецкий то есть, все же навыки владения оным у царевича были очень даже хорошими, так что больше проблем с пониманием материала не возникало.
Мое предложение немец встретил с небывалым воодушевлением, поняв, что ему больше не придется ломать свой и без того корявый язык. Все-таки русский язык слишком сложен и могуч для большинства
