Прошло тридцать минут с начала этого ужасного боя, прежде чем стрельба стихла. Все помещение железнодорожного дебаркадера было завалено трупами. Остекление частично осыпалось из-за попавших в него пуль. А остатки английской бригады покинули помещение вокзала с острейшим желанием быстрее оказаться на кораблях эскадры. Сэр Лэсли не питал иллюзий – он своими глазами видел бегущих финнов, которые рассказывали о жуткой бойне. Их было много, но они уже не могли воевать. Дрэбин был убежден – эти «воины» постараются как можно быстрее покинуть Санкт-Петербург и разбрестись по домам, как будто они ни в чем и не участвовали. Вокзал был последней надеждой остановить Александра. Был…
Вот и набережная. Никогда прежде Лесли Дрэбин не бегал так быстро. Да и не только он – все его солдаты неслись так, будто у них за спиной выросли крылья. Лодки, так предусмотрительно размещенные здесь сэром Генри, были на месте. Рядом лежали какие-то трупы, но на них всем было плевать. Солдаты и моряки перешли на медленный шаг и, тяжело дыша, побрели с унылым видом к этим спасительным лоханкам. Впрочем, это действо продолжалось недолго. Через несколько минут где-то за спиной послышалось конское ржание и звонкий цокот копыт по булыжной мостовой. Сэр Лесли обернулся, и его лицо перекосилось от ужаса…
Тем немногим лодкам, что смогли отчалить от пристани и двинуться к британским кораблям, стоявшим на внешнем рейде, в обход Кронштадта, повезло не больше, чем тем, что так и не отошли от берега. Они попали под обстрел мощной крепостной артиллерии, которая не оставила им никакого шанса. Плотный огонь тяжелых орудий или разбивал эти лоханки, или просто опрокидывал их, попадая рядом. Но ни до кораблей, ни до берега не доплыл никто. Дело в том, что бодрящая октябрьская вода очень быстро вызывала переохлаждение тела. И люди тонули через несколько минут после начала вынужденного купания. Из англичан, пришедших на эскадре в Санкт-Петербург, выжили только те немногие, что остались на кораблях – четыреста семнадцать человек. До пяти часов вечера их всех взяли в плен призовые команды на лодках, укомплектованные личным составом Кронштадтской крепости. А двадцать семь вымпелов британской эскадры стали трофеем подсуетившегося великого князя Константина Николаевича.
4 октября 1867 года, 17.20. Гатчинский дворец. Ставка цесаревича Александра
– Ваше Императорское Высочество, – дежурный вошел в помещение штаба и вытянулся по струнке, взяв под козырек, – постовые задержали неизвестного. Он заявляет, что идет к вам с пакетом ценных документов, которые спас из Зимнего дворца.
– Он в форме?
– Нет, в гражданской одежде. Никаких знаков отличия.
– Вы его уже досмотрели?
– Да. С собой был револьвер и два десятка патронов, но он их и не скрывал и выдал до досмотра. В тюке, что он нес, действительно какие-то документы. В нагрудном кармане было еще письмо, его он просил передать вам лично. Вот оно, – дежурный протянул сложенный втрое лист бумаги.
– Любопытно. – Александр открыл его. Там знакомым подчерком было написано:
Ваше Императорское Величество, я виноват, но не прошу прощения, ибо все делал в здравом уме и ясном рассудке. Понимаю, что Вы не простите мне моего предательства и не успокоитесь, пока не увидите мой труп, поэтому предлагаю Вам плату за несколько лет своей жизни. Передаю вам всю накопленную мной переписку. В этих письмах Вы найдете доказательства участия британской короны в подготовке государственного переворота, а также узнаете обо всех действующих лицах, получив против них неопровержимые доказательства вины.
Петр Андреевич Шувалов– Вы уже оборудовали комнату для допросов? – спросил Александр.
– Так точно.
– Отменно! Ведите его туда вместе с тюком бумажек. Посмотрим, что там есть интересного.
Встреча племянника с дядей произошла не сразу. Поначалу Константин Николаевич откровенно боялся выезжать из Кронштадта, опасаясь за свою жизнь и здоровье. Лишь только после того как его жена, Александра Иосифовна, лично прибыла к цесаревичу, получилось «выкурить» дядю из крепости. Они оба отлично понимали, что у Константина Николаевича «рыльце в пушку». Хотя, конечно, в сравнении с тем же Шуваловым его проказы совершенно терялись. Особенно в свете показаний свидетелей, которые подтверждали, что он с самого начала государственного переворота содержался под особой охраной, а после гибели Николая Александровича и подавно оказался под домашним арестом.
7 октября, после публичного обещания безопасности, Константин Николаевич согласился прибыть «на аудиенцию» к Александру. Разговаривали они долго и приватно. После выхода от племянника дядя выглядел необычайно озадаченным, но совершенно спокойным. Из чего окружение сделало вывод о том, что они смогли договориться и помириться.
Впрочем, о содержании разговора Константин Николаевич молчал, отшучиваясь. Никому, даже его жене, не удалось выведать ровным счетом ничего. А между тем разговор был очень и очень любопытный. Александр после небольшой формальной прелюдии передал ему письмо Шувалова, а после показал список тех людей, которые принимали участие в государственном перевороте. Константин Николаевич, конечно, ожидал, что в нем принимали участие многие, но не до такой степени! По большому счету только отсутствие компромата на дядю и показания свидетелей спасли его от очень жесткой разборки. О чем ему и было сказано. Впрочем, он не обиделся и не расстроился, так как Александр вел себя правильно.
Зачем цесаревич рассказывал все это Константину Николаевичу? Все просто. Он предложил ему возглавить государственную комиссию, которая займется расследованиями произошедших событий. Александр хотел увидеть не столько доказательства невиновности дяди, сколько понять, готов ли он склонить перед ним голову и пойти против вчерашних союзников ради благополучия династии и империи. И Константин согласился. Он и сам пережил немало опасных моментов и готов был носом землю рыть, чтобы подобного более не повторилось. Чего стоило только то нападение на Зимний дворец, когда по нему было страшно пройти из-за моря крови и массы трупов. В общем, Константин Николаевич в приватном разговоре не только поклялся ему в преданности, но и согласился поддержать любые реформы, какие бы Александр ни задумал приводить в действие.
Часть агентуры цесаревича (выжившая) продолжала работать даже во время потрясения третьего квартала 1867 года, поэтому материалов по разным гадостям имелось в достатке, ведь в те дни ничто особенно и не скрывалось. Главным успехом стало, конечно, задержание части тех «молодцов», которых прислали Ротшильды. Безусловно, никто не собирался устраивать показательный процесс, однако материалы для вскрытия агентурных сетей, конспиративных квартир, каналов финансирования и прочего были очень нужны. Поэтому эти «ребята», единожды попав в руки контрразведки, просто исчезали. Даже их трупы тщательно кремировались, само собой, только после того, как из них вытряхивали все, что они только могли знать. Впрочем, в первую очередь работали не только и не столько с ними. Предательства на идеологической почве, подкуп, шантаж, обещание «вкусных» постов при новом правительстве и прочее – все тщательно изучалось.
