– Да, такое может быть, – согласился де Бар, – но, возможно, у герцога Карла есть в запасе ещё какие-то доводы, не так ли, Рене?
Потупившись, молодой человек отбросил носком сапога мелкий камешек из-под ноги и тихо произнёс:
– Да, есть…
Потом, не глядя в лицо матери, раздельно и очень весомо выговорил:
– Его светлости известно о суеверии Бургундца, поэтому, на крайний случай, он просит у вас дозволения рассказать ему о Деве, которая, согласно пророчеству, уже растёт на Лотарингской земле.
Рене был уверен, что сейчас последует взрыв негодования и возмущённый категорический отказ, который бы его успокоил, но мадам Иоланда только откинулась на спинку скамьи и задумчиво повела бровями.
– Рассказать о девочке?.. Но зачем? Это ему ничего не даст… Да, согласна, все знают, что после турецкого похода герцог Жан стал очень чуток к пророчествам. Но нельзя забывать, что он ещё и большой прагматик, и человек крайне нетерпеливый. От любого действия ему требуется мгновенный результат, пусть даже и кратковременный. Сейчас Бургундец вряд ли примет в расчёт, что за Девой поднимется такая мощная сила, как рабы и мастеровые. Опасности в ней он не увидит, потому что сам только что поднял такую силу в Париже и с лёгкостью её усмирил. А различие между чернью, поднятой для разбоя и рабами, идущими насмерть за веру, выше понимания его светлости. Скорее он посмеется над Карлом, изобразив ему, какие лица будут у всех наших герцогов, если во главе их поставить простую крестьянку…
– Ну, положим, крестьянка не совсем простая, – с усмешкой заметил епископ.
– Кем на самом деле является эта девочка нашим высокородным рыцарям мы сообщим сами, позднее, да и то, если действительно будут «делать лица», – ответила герцогиня. – Но Жану Бургундскому говорить об этом ни в коем случае нельзя! Как только он, или королева узнают… Не хочу этого даже представлять, но они избавятся от девочки, не задумываясь. В известном смысле, любой бастард с каплей королевской крови может оказаться ещё одним опасным претендентом на престол. А у нас их итак избыток. Вы согласны, дядя?
– Да, конечно.
– А ты, Рене?
Обрадованный тем, что появилась возможность прояснить для себя хотя бы часть тайны юноша придал лицу самое простодушное выражение и доверительно сообщил:
– Я почти то же самое сказал герцогу Карлу, матушка. Но он считает, что именно для такого случая отец Мигель воспитывает в Домреми другую девочку, как двойника…
– ЧТО?!!!
От вырвавшегося у герцогини крика, стало не по себе даже епископу. Но многолетняя привычка держать себя в руках не дала мадам Иоланде полностью поддаться гневу. Она только широко распахнула глаза, приложила руку к груди и глубоко втянула воздух. Однако Рене больше всего поразила не столько эта мгновенная ярость, сколько выражение страха, которое он даже вообразить не мог на лице матери.
– Карл с ума сошёл?! – всё ещё взволнованно выдавила из себя герцогиня. – Ему немедленно надо написать, чтобы даже думать забыл об этой девочке! Пускай соглашается на должность, пускай выкручивается там, как хочет, но без упоминаний о Деве, иначе никакого брачного договора и никакой поддержки с моей стороны!
– Виоланта, успокойся, – осторожно тронул её за плечо епископ. – Ничего страшного ещё не произошло. Напишем герцогу, и он никому ничего не скажет.
– Когда произойдет, волноваться будет поздно! – снова чуть не взорвалась гневом герцогиня. – Если Карл считает, что союз с Бургундцем это то, что нам сегодня необходимо – пускай! По крайней мере, хоть на первых порах, его светлость, герцог Жан обманется, полагая, что всё предусмотрел, и всё в его планах сработало. Нам какое-никакое время на этом можно выгадать. Но лучше я здесь попытаюсь уговорить дофина сделать первый шаг к примирению, чем герцог Карл там будет строить хитроумные ловушки, в которых мало что смыслит! Уж и так, благодаря ему, придется теперь думать, как побыстрее убрать первую девочку из Нанси и потратить уйму драгоценного времени, убеждая собравшихся здесь, что Лотарингия наш союзник, несмотря на то, что её герцог собирается служить королеве…
– Но зачем убирать из Нанси девочку? – удивился епископ.
– Затем, что ПОКА ничего страшного не случилось… Я не имею права рисковать, даже если появляется хотя бы намёк на опасность
– И, как ты собираешься это сделать, Виоланта? Всё было подготовлено слишком тщательно, чтобы вот так, в одночасье, это ломать… Где ты намерена её теперь прятать?
– Надо подумать…
Герцогиня потёрла лоб рукой.
– Кажется, года три назад, мы заменили коменданта Вокулёра, не так ли?
– Да, – кивнул епископ. – Там теперь Робер де Бодрикур – сын Льебо, моего камергера.
– Очень хорошо… А этот.., муж кормилицы де Вутон.., Арк, кажется?
– Да. Жак.
– Он ведь дворянин?
– Был когда-то, но лишен дворянства из-за крайней нищеты.
– Неважно… А есть ли там поблизости какое-нибудь поместье или замок, которые можно выставить на торги?
Епископ пожал плечами.
– Есть поместье в Грю… и замок Шато д'Иль. Если тебе надо, я готов их предоставить…
Герцогиня мгновение думала, что-то прикидывая в уме. Наконец, сказала:
– Да… Я хочу, чтобы замок, как можно скорее, был выставлен на торги, а господин Арк внезапно получил наследство и купил его. Затем, пусть этот ваш Бодрикур даст ему какую-нибудь должность – дуайена, генерального откупщика, командира местных лучников… Одним словом, что угодно, лишь бы семейство Арк стало жить обособленно, не на виду у всей деревни… Глаза крестьян слишком остры, а мне надо, незаметнее чем когда-либо продолжать готовить девочку к её миссии. Теперь она станет жить у прежней кормилицы, но под строжайшим секретом… Может быть, даже под видом мальчика.
Мадам Иоланда вздохнула и прибавила совсем тихо, обращаясь не столько к дяде и сыну, сколько к самой себе:
– Видимо пришла пора объединить душу и тело…
Той ночью Рене не спалось.
Деловитая озабоченность матери и епископа не позволила ему настаивать на объяснениях. А робкий вопрос о том, кем же всё-таки являлась девочка из Домреми, остался без ответа.
– Не сейчас, Рене, – почти огрызнулась мадам Иоланда. – Со временем, ты всё узнаешь, а пока будь здесь и наблюдай. В Лотарингию не возвращайся.., во всяком случае, в ближайшее время. И держи язык за зубами. Если мы не сумеем быть убедительными, завтра ряды наших сторонников значительно поредеют, поэтому, лучше пока молчком всё хорошенько обдумать.
Она очень быстро ушла из сада, попросив епископа составить письмо для герцога Лотарингского, которое потом подпишет.
– А мне, видимо, придётся всю ночь убеждать Шарля в необходимости союза с Бургундским убийцей. Он его теперь иначе не называет, – добавила она на прощание.
Рене с епископом остались вдвоём. Но, в ответ на вопросительный взгляд юноши, Де Бар сразу поднял руку и предупредил:
– Не спрашивай ни о чём. В этом деле я только подмастерье твоей матушки. Но, поверь, она прекрасно знает, что делает…
Пришлось снова размышлять самостоятельно. Только теперь, прорвавшийся на мгновение гневи страх матери позволили делать это уже не настолько вслепую, как раньше. Версий в голове у юноши они породили достаточно, но, после обдумывания, все были отвергнуты, как недостойные волнений мадам Иоланды, кроме одной-единственной. Той, по которой девочка из Домреми выходила Девой Спасительницей, напророченной давным-давно незабвенным Мерлином и Бедой Достопочтенным.
Впервые подумав об этом, Рене недоверчиво усмехнулся. После всех премудростей, вычитанных в рукописях герцога Лотарингского в чудеса он, конечно, верил, но не в такие. К примеру, история о короле Артуре, выдернувшем меч из камня, не казалась ему сказочным вымыслом, как и другие подобные легенды. Достаточно должным образом укрепить дух и сознание, чтобы совершать действия, несовместимые, казалось бы с человеческой слабостью. И, чем глубже в древность уходили легенды, тем охотнее Рене верил в их правдивость, потому что ни минуты не сомневался – древние ЗНАЛИ! Твёрдо знали про то, что человек, созданный по высшему образу и подобию, тоже триедин. Дух, Сознание и Тело должны развиваться в нём в равной степени, переплетаясь, словно пряди длинных волос в тугой косе. С самого рождения, когда высший Разум, (подаренный в момент величайшего таинства появления новой жизни в чреве матери), ещё сохраняется в ребенке, достаточно всего нескольких посвящённых рядом, чтобы начать «плести» эту косу, превращая человека в земное подобие Создателя. И тогда, в абсолютном триединстве, словно ветер, заворачивающийся воронкой в чаше холмов, появляются невиданной силы возможности. И Дух может покинуть израненное Тело на три дня, и вознестись в самые высокие сферы за исцелением и знанием, которое передаст Разуму для нового возрождения. Человек воскреснет, а раны на нём затянутся. Только для этого нужно полное уединение в замкнутом пространстве, о чем тоже знали посвященные древнейших времен, выдалбливая в скалах пещерки с узким отверстием, или вытёсывая из огромных каменных монолитов ящики-саркофаги. При этом и «пробки» для пещер, и каменные же крышки для саркофагов весили ровно столько, чтобы сдвинуть с места и поднять их могло определенное количество людей. И, разумеется, не случайных…
