а такое, знаешь ли, не просто так…
— Много таких было до меня? — осмелился я спросить ещё.
— В том-то и дело, что мало, — с некоторой озабоченностью ответил царь. — У нас в Царстве Русском последний перед тобою за полтора века преставился, а что до того было, точно уже и неизвестно. А тут ты, потом Смирнов, потом Тихонов этот… Что и как с тем в других землях обстоит, только недавно выяснять и стали. Но так, чтобы по воле небесных сил, ты у нас такой один. Не возгордись только, смотри мне! — погрозил царь пальцем.
— Заслуга в том не моя, государь, и повода гордиться у меня тут нет, — царю, похоже, мой ответ понравился. — А ищут таких только в Европе? — продолжил я спрашивать, раз уж с вопросами царь меня ещё не одёрнул.
— Почти только там, — сказал царь. — За азиатскими землями присматриваем, но пока там так никого и не нашли, даже подозревать некого.
— Это и понятно, — не удержался я. — Устройство жизни там более косное, наверх пробиться из низов куда как сложнее, нежели у нас да в европах, а любые новшества у них только сверху и вводятся.
— Говоришь, прямо как твой Левенгаупт пишет, — в очередной раз усмехнулся царь.
— А что, государь, тут ещё сказать, если оно так и есть? — ответил я. — Там по верхам и надо смотреть, иначе никак.
— Никак, пожалуй, — согласился царь и озабоченно добавил: — Но по верхам и смотреть сложнее, а если что, сложнее и договориться будет… Впрочем, то не твоя забота. Если мне что от тебя надо будет, я за тобой пошлю. Ты меня, знаю, по пустякам беспокоить не станешь, а ежели что — через Леонида передашь.
— Да, государь, — склонил я голову.
— Про то, откуда ты, никому более знать не надобно. И так уже слишком много кто знает… Никому, Левской, значит, и родным тоже. В разговорах осторожнее будь, чтобы не вышло, как со Смирновым, — добавил царь с лёгким укором. Мне оставалось только смиренно поклониться. — Что для себя ничего не попросил, молодец, хвалю, — похоже, царь подводил беседу к завершению, — стало быть, получишь непрошеное. Будет тебе, Левской, привилегия на твою методу обучения артефакторов, князь Орлов меня в том заверил крепко.
Ох, ты ж… Вот это да! Нет, что царские обещания всегда исполняются, оно и так понятно, но вот, честно сказать, чего не ждал именно сейчас, того не ждал…
— Только обставлено всё должно быть установленным порядком, — царь явно испытывал удовольствие произведённым на меня впечатлением. — Подавай прошение в Палату новшеств и привилегий, а вот ежели они тебе откажут, тогда и в Высшую судебную палату иди. Сделают всё в лучшем виде.
Разумеется, слова искренней благодарности и самой глубокой признательности у меня нашлись. Я произнёс целую речь, может быть, конечно, слегка сумбурную, но в моём положении оно и простительно. Во всяком случае, царь выслушал её с доброй улыбкой, после чего меня и отпустил.
Что ж, Алексей Филиппович, — размышлял я по дороге домой, — вот тебе и причина царского внимания. Я, конечно, без ложной, как, впрочем, и без какой-то иной скромности, понимал и признавал, что на фоне Смирнова, и уж тем более Тихонова, выгляжу в качестве попаданца куда как предпочтительнее, но царь, должно быть, пожелал убедиться наверняка. К месту вспомнились мои прошлогодние и более давние гадания, что именно царь с меня за своё явное благоволение потребует, и теперь, кажется, я это знаю. Хочу я того, не хочу, но пристроит меня царь наш государь Фёдор Васильевич к выявлению бедных-несчастных, хотя, скорее, пожалуй, богатых и счастливых попаданцев. Фрица фон Мюлленберга на меня уже и повесил, отвертеться не выйдет, как не выйдет им одним и ограничиться. Эх, придётся, чувствую, французским языком заняться, а то в гимназии он мне не особо хорошо давался, да и подзабыл я его уже за отсутствием надобности — с государя же станется и к французскому маркизу меня отправить… Маркиз, конечно, наверняка имеет уже здешнее образование, значит, должен и латынь знать, здесь она всё ещё универсальный международный язык, но побеседовать с ним на родном его наречии толку явно побольше выйдет. Ох-хо-хошеньки… Ладно, я как боярин так и так в вечной царской службе числюсь, значит, чаша сия меня не минует. Как бы с этим французиком так построить, чтобы самому не пришлось под дельтаплан цепляться? В прошлой жизни я высоты, было дело, побаивался, в нынешней проверять это пока что не приходилось, да и не тянуло никогда, если честно…
[1] См. роман «Царская служба»
[2] См. роман «Жизнь номер два»
— Алёша, — Варя ловко и аккуратно прошлась пальчиками по моей натруженной размышлениями головушке, сразу же вызвав приятную расслабленность, — ты ведь когда-нибудь расскажешь мне, что тебе государь поручает? Ты от него всегда такой… — супруга смешно поморщилась, подбирая нужное слово, — … такой задумчивый приходишь. По-хорошему задумчивый, — добавила она.
«По-хорошему задумчивый» — это Варварушка в самую точку. Впрочем, ни высокая оценка такого определения, ни долгий поцелуй, коим я супругу за оное наградил, не избавляли меня от необходимости отвечать. Ну или от попыток от ответа уклониться.
— Если только именно когда-нибудь, — я всё же попробовал никакого определённого ответа не давать. — Да и то вряд ли, и уж в любом случае не всё, — честно признал я после недолгой паузы. — У нашего царства и нашего царя есть свои тайны.
— У моего мужа тоже, — слова свои Варенька сопроводила лёгким смешком.
Да уж, тут супруга права. Есть у меня свои тайны, ещё как есть. Но на то они и тайны, чтобы помалкивать. Так что скажу несколько слов о событиях, к тайнам никакого отношения не имеющих.
По настоянию отца с матушкой вернулась в родительский дом Оленька. Всё-таки скоро уже придётся ей жениха приискивать, и лучше бы, чтобы к тому времени никто и не вспомнил, что когда-то воспитанница Левских жила не в доме приёмной семьи, а у отдельно живущего названого брата. Приличия, они, знаете ли, такие приличия… Однако же право гостить у нас с Варварушкой по выходным и праздничным дням за сестрицей осталось.
Старший губной пристав, ох, простите, никак не привыкну, пристав-исправник
