– А затем на свет стали появляться вы, и пошла общая – наша с вами – история!
* * *
– Как думаете, поверили? – Жехорский адресовал вопрос трём своим друзьям с огромными звёздами на погонах.
– На сто процентов точно нет! – уверенно ответил Абрамов.
– Разве что Ритка, – улыбнулся Ежов, и поспешил пояснить: – Она ведь ещё несмышлёныш, в любую сказку поверит.
– А мне показалось, Машаня тоже поверила, – вставил слово Берсенев. – И скорее не умом, сердцем. – Поймав благодарный взгляд Жехорского, слегка смутился и поспешил продолжить: – А вот мой Кирька если и поверил, то процентов на восемьдесят, не больше!
– А курсанты и того меньше, – подхватил Абрамов. – Да и не может быть иначе, чтобы будущие командиры сразу поверили в подобную лабуду!
– А мы с вами на большее рассчитывали? – спросил Жехорский, и сам же ответил: – Нет! Значит, будем считать, что введение птенцов в курс дела прошло успешно. До стопроцентного результата будем доводить с любовью и не спеша.
Абрамов посмотрел на него чуть насмешливо.
– А я смотрю, ты не утратил способности толкать очевидное с видом первооткрывателя?
Жехорский пожал плечами:
– Талант ведь не пропьёшь…
– Особенно если ты и не сильно пьющий, – добавил Ежов.
Берсенев слушал эту дружескую перепалку, и понимал, что эти трое никогда не станут для него абсолютно своими. При всём к ним любви и уважении, он всегда будет чувствовать дистанцию длиною в сто лет.
– Ну, пошли, что ли? – сказал Абрамов. – За окном смеркается, значит, пришла пора начать вечер вопросов и ответов, аудитория, думаю, заждалась. Кончай перекур!
На кухне Наташа и Ольга судачили, понятно, о том же.
– Ой, не знаю, – качала головой Наташа. – Я до того была не согласна и сейчас не уверена: надо ли было выливать на ребятишек ушат вашей информации? Вон они, бедненькие, сбились в кучу в гостиной, и разговаривать-то громко боятся, шепчутся всё.
– Да не преувеличивай ты! – чуть раздражённо возражала Ольга. – Чего им бояться? Но и орать повода тоже нет, вот и разговаривают обычным тоном, а не шепчутся вовсе.
– Ну, ну, – усмехнулась Наташа. – Может я, конечно, и дура, как ты думаешь…
– Да ничего я такого про тебя не думаю! – запротестовала Ольга.
– Думаешь, думаешь, – стояла на своём Наташа. – Скажу больше, может, ты в этом и права. Я ведь простая баба – это ты у нас генерал! – и мозги у меня куриные, пусть так! Но только этой ночью спать Ершу на диване, помяни моё слово!
– Чё ж так сурово-то? – с неодобрением спросила Ольга.
– Сурово? – не поняла Наташа. Потом до неё дошло, и она звонко рассмеялась. – Да нет. Ты думаешь, я его от своего тела отлучу? Какая ерунда! Я, чтоб ты знала, до этого дела вполне охоча. Но только прибежит ночью Ритка, и в постель заберётся шептаться, какие уж тут печки-лавочки?
– Ладно, ваши дела! – махнула рукой Ольга. – Но ты ведь понимаешь, что разговор сегодняшний был неизбежен. Парни наши уже курсанты, пора им правду про родителей узнать!
– Так и надо было курсантам по ушам вашей правдой елозить! – вскипела Наташа. – А дочек можно было и пожалеть. А уж Кирилла вы совсем зря приплели!
– Об этом попросил его отец, – сухо пояснила Ольга, – твой, кстати, брат родной.
Наташа хотела что-то возразить, потом передумала, подошла к Ольге, подсела, обняла за плечи.
– Дуры мы с тобой обе, как есть, дуры! Дело-то уже сделано, а мы собачимся. Знаешь что, подруга? Давай-ка тяпнем наливочки, пока вечерний раут не объявили?
– А давай! – улыбнулась Ольга. – Тяпнем и споём что-нибудь душевное!
– А это не перебор? – усомнилась Наташа.
– А мы вполголоса…
* * *
Молодое поколение делилось впечатлениями от услышанного.
– Ой, – пищала Рита, – я теперь в верхнюю комнату заходить побоюсь.
– Так тебя, пискля, в отцовский кабинет и так-то не сильно приглашали, – резонно заметил Пётр.
– Но я всегда так любила там бывать, – вздохнула Рита. – А теперь мне будет страшно даже по лестнице подниматься… И папа…
– Что папа? – спросил Александр.
– Не знаю… Мальчики, мне кажется, я его тоже буду бояться…
– Нашим отцом надо гордиться! – наставительно произнёс Николай.
– А я и горжусь, – снова вздохнула Рита. – Но бояться всё равно буду. Я его и раньше немного побаивалась, а теперь…
– Это ты из-за того что он попаданец? – уточнил Кирилл.
Рита кивнула, а Анна-Мария зябко передёрнула плечами.
– Слово-то какое неприятное: «попаданец»…
– А по мне так ничего, – храбро сказал Пётр. – Тем более что они сами так себя назвали. Хотя, – он хитро посмотрел на девочку, – я тебя понимаю. Попаданка звучит очень некрасиво.
– Ты за словами-то следи, – с нажимом произнёс Глеб.
Пётр стушевался:
– Извини, не подумал…
– Так думай в другой раз, – воспользовался случаем и отвесил брату лёгкий подзатыльник Александр.
Пётр стерпел, только глазами зыркнул.
Кирилл воспользовался образовавшейся паузой и продолжил:
– А ты, Ритуль, когда будешь отца бояться, думай не о том, что он ОТТУДА, а о том, что ты тоже наполовину ОТТУДА.
Все уставились на Кирилла.
– А ведь Кира прав, ребята! – воскликнул Глеб, – мы все тут наполовину попаданцы.
– Ну, ты то, положим, больше чем наполовину, – заметил Пётр.
– Меня прошу к этому не причислять, – заявил Кирилл, но его не слушали. Осознание этой, казалось бы, простой истины, подействовало на ребят как антидепрессант. Их заметно отпустило, и даже на Ритином лице появилась робкая улыбка.
– Не дрейф, ребя! – воскликнул Глеб. – Прорвёмся! Вот только… – он нарочито подчёркнуто посмотрел на Кирилла, – что с чужаком делать будем?
– Кончать жалко, – как бы рассуждая, произнёс Николай, – брат, какой-никакой. Может, ограничимся тем, что клятву с него возьмём?
– Кровью! – добавил Пётр.
– Ненормальные! – воскликнула Анна-Мария, обнимая испугавшуюся начавшихся разборок Риту. – Не бойся, они ведь шутят. Дураки!
Парни опомнились и наперебой стали успокаивать Риту:
– Да шутим мы!
– Не бойся, малая, никто Киру не обидит!
– Никакой крови, да и клятв никаких не будет! Кира же свой. Мы просто пошутили, и, кажется, глупо…
– Кажется им! – сверкнула глазами Анна-Мария. – А мне вот ничего не кажется: дураки вы и есть дураки!
– Ладно, хватит нас костерить! – Глеб присел на корточки и заглянул в Ритины глаза. – Ты ведь уже успокоилась, правда?
Рита кивнула и улыбнулась.
– Вот и ладушки! – Глеб распрямился и чуть насмешливо спросил у Анны-Марии:
– А ты, защитница слабых и угнетённых, поведай лучше, что тебя в рассказе отца удивило больше всего?
