— Зачем это русским?
— А ты уверен, что это русские?
— Да. Иначе — как бы у них оказался бронированный грузовик, а?
Русский, которого они взяли — с испугом наблюдал за ними.
— Эй, урод… — сказал ему Вебб — ты понимаешь, что в случае чего тебя грохнем первым?
Русский не ответил — только смотрел испуганно то на одного, то на другого, Американцу было приятно, что испуган не только он один…
Аэропорт. Вебб поверил, что они добрались до него только тогда, когда над головами в этой чертовой кишке, трассе в аэропорт, по которой они ехали — с грохотом и свистом прошел семьсот сорок седьмой…
Чертов ублюдок. Чертовы ублюдки.
Их водитель — остановил машину у главного терминала.
— Что теперь?
— Оружие оставьте в машине. Я проведу вас через контроль.
Вебб сомневался. Но недолго.
— Делаем…
Только оказавшись в салоне самолета МС-21, везущего их в Баку, Вебб и в самом деле понял — как-то вырвались. Конечно, проблемы могут быть и в самом Баку, но…
Это уже не те проблемы, с которыми они столкнулись в Багдаде, в доме, окруженном двумя сотнями бойцов Республиканской гвардии.
— Я хочу посмотреть этому сукину сыну в глаза — негромко сказал Мак, сидящий в соседнем кресле и угрюмо уставился в окно
— А я хочу газировки — Вебб нажал кнопку вызова стюардессы — относись к этому спокойнее, брат. Русские нас поимели — и в то же время мы остались им должны. Надеюсь, мне удастся отдать этот долг как можно скорее.
Ирак, Багдад
13 июля 2019 года
Передав информацию — полуоткрытым способом, через интернет-кафе с коммерческим шифрованием — мы вернулись в Садр-Сити, на конспиративную квартиру: ждать. Завтра — с нами должен был выйти на связь полковник Красин, он должен был как и прошлый раз — приехать в район стадиона. Там — многолюдность создает безопасность, и бардак — сам черт ногу сломит…
Но Красин — на связь не вышел. Ни на основной точке. Ни на запасной, о которой мы договорились.
Вечером — я послал сигнал о помощи. Сделал это очень просто — послал заявление на интернет-сервер посольства, как и всякий гражданин России — имею право. Код опознания и просьба срочной связи — скрывались в моем имени и цифрах ИНН, которые я вбил в соответствующие графы запроса. Бюрократия — но иногда она не бывает лишней…
Утром — подключив коммуникатор, вышел Интернет и на промежуточном сайте — нашел место встречи. Я его знал — Новый порт. Он ниже Багдада, его строят с нуля как порт, способный принимать не только суда класса река — море, но и небольшие морские суда… относительно небольшие. Под это дело — углубляют и расчищают Тигр и перестраивают все мосты — на разводные. Правильно, бабок то немеряно…
Бабок немеряно, а мира — нет.
Мы приехали на полчаса раньше назначенного срока — по меркам криминальной разборки это полный беспредел и пролог к мочилову, но надеюсь, у нас не криминальная разборка. Оставили Тахо на месте, а сами спрятались. От греха — Красин пропал это не шутки, он не из тех, кого легко взять, он мало кому верил, был всегда вооружен и знал о том, что приговорен к смерти. И если что с ним… то это очень и очень хреново. А нас не взять — в случае чего, уйдем водой. По Тигру — движение то еще, от гидроциклов до барж. Найдем на чем…
Место, где мы спрятались — было удобным, можно было даже посидеть. Только дышать было нельзя — в Ираке не введены нормы выхлопов Евро-7, и каждый самосвал, проходящий мимо — обдавал нас густым облаком дизельной гари…
Подольски — посматривал на меня, будто хотел что-то сказать, но не решался. И мне это, в конце концов надоело…
— У нас есть поговорка — сказал я — что ты смотришь на меня как на врага народа. Если есть что сказать — давай, говори…
— Черт… да, есть что сказать. Все время хотел узнать… еще в Москве… только времени не хватало…
— Давай, давай. Не нагнетай.
— А почему вы против свободы, а?
— А вы — это кто?
— Вы, русские. Вы все, у нас принято считать, что русских угнетает власть, не дает им высказывать свое мнение, выражать его на выборах. Но я то жил в вашей стране, меня этим не провести. Я знаю, что у вас нет свободы, потому что она вам и не нужна. Скажи мне — а почему так?
Я зевнул
— А в чем это заключается — нет свободы. Вот скажи, конкретно, что такое — нет свободы.
— Свободы для людей выбирать, как им жить. Вы подавляете ее. И не говори, что это не так.
— Почему, так. Мы с тобой находимся в стране, где шестнадцать лет назад вы отворили врата свободы. И демократии местного разлива. Такие как Обан сделали это. Тебе напомнить, что он говорил, и что он уже сделал?
— Черт, это несправедливый аргумент. И ты это знаешь.
— Почему же? Он едва не убил тебя, ты это забыл? Он всучил тебе мешок фальшивого бабла и отправил на смерть в болота.
— Ты прекрасно знаешь, что все задумывалось не так — не сдавался Подольски — мы пришли сюда для того, чтобы дать иракскому народу свободу от убивавшей его диктатуры. И мы не виноваты в том, как иракцы своей свободой воспользовались.
— … а кто виноват? Маленькие зеленые человечки? — спросил я
— Вы — куда бы вы не пришли, вы везде поддерживаете тиранов и новую тиранию. Неужели вы не понимаете, что это путь в никуда, а?
Путь в никуда. Отлично сказано…
— Послушай, друг… — сказал я Подольски — раз время есть, я тебе кое-что объясню. Первое — я не узнаю, в какое дерьмо превратилась Америка. Все эти фрустации и все такое. Что касается меня — я живу по принципу: все, что происходит со мной, имеет причины во мне самом. Только я — являюсь причиной всего, что со мной происходит. И знаешь… это правильно, потому что если я хочу что-то изменить — я меняю себя. Это намного проще, чем изменить кого-то. А вы — все время меняете мир, получая раз за разом по морде. Говорите всякую хрень, что мол, не ожидали, что будет именно это. Отвечайте за последствия, черт побери, а не успокаивайте себя. Это первое. Второе — у вас есть одна проблема. Вы готовы доверять первому встречному, если не знаете его. Это потом, когда он уже сделал что-то плохое — вы перестаете ему доверять. А у нас, у русских — опыта побольше, все таки наше государство втрое старше вашего. И мы знаем про окружающие нас народы достаточно, чтобы знать, кому доверять, а кому нет. И третье, самое главное. Ваша демократия — это борьба и вы это знаете. Проблема только в том, что здесь борются с использованием автомата Калашникова. Так было. Так есть. И наверное, так будет в будущем. Ни вы, ни мы — не можем с этим ничего поделать. Только если мы — не боремся с тем, с чем не в силах бороться — то вы ведете себя как разгневанные дети, которые в ярости крушат об пол не понравившуюся им игрушку. И не надо больше об этом. Не хочу, нахрен, ничего слушать…
