В помощники взял кормчего с галеры, карфагенянина по имени Карталон. Он бывал на острове, знал нужный порт и запросы и обычаи аборигенов. Согласился перейти на мое судно только после того, как пообещал ему в полтора раза больше, чем карфагенянин получал на галере. Шхуна не внушала ему доверие. С матросами было легче, когда объяснил, что грести не надо, а получать будут, как гребцы — самые высокооплачиваемые из рядовых членов экипажа на торговой галере. Для защиты набрал городских лучников и несколько копейщиков из тех, кому не удалось отправиться со мной воевать с германцами. Те, кому удалось, теперь могли лежать на клинии и поплевывать в потолок, пока другие горбатятся на их полях или в их мастерских.
По совету Карталона нагрузился вином, оливковым маслом, дорогими тканями, расписными амфорами, оружием из железа и доспехами из бронзы, хотя продавать военные товары дикарям не принято, потому что могут, благодаря этим покупкам, тебя же и ограбить. Поскольку нападают пока только на суда, ходящие возле берега, а я буду держаться подальше от суши, подобная мрачная перспектива не пугала меня.
Как не испугала и высокая волна в день, когда наметил отплытие. Шхуна вела себя великолепно, не сильно заныривала в волну носом и плавно кренилась в борта на борт. До мыса Сан-Висенти северный ветер позволял нам идти курсом галфвинд. Потом пошли галсами: ночью на запад, в открытый океан, а днем — к берегу, медленно и уверенно продвигаясь на север. Даже возле берега океан пустынен, когда-никогда видели рыбацкую лодку. Если бы рассказал Карталону, что через какие-то там тысячи две лет здесь судоходство будет таким интенсивным, словно на дороге возле Гадеса в базарный день, карфагенянин решил бы, наверное, что я чокнулся. Возле мыса Финистерре поймали западный ветер и опять в полветра понеслись в сторону Британии.
83
Как я и предположил по описанию Карталона, порт Тамарис в будущем получит название Плимут. Кстати, я еще помнил, что будет немецкая марка женской обуви «Тамарис». Одна дама плешь мне проела, требуя купить ей именно этой фирмы, потому что у ее подруги были такие. На что я сказал, что у подруги есть еще и дешевые русские тапки, сам видел. После чего узнал, что я — неблагодарная скотина и так далее и тому подобное. В общем, запомнил «Тамарис» на всю оставшуюся жизнь.
Городом назвать это поселение на холме можно только при богатой фантазии. Защищен валом высотой метра четыре с частоколом поверху. Шесть угловых деревянных башен высотой метров семь с учетом четырехскатного навеса. Ворот двое: одни ведут к морю, другие — в обратную сторону. Обычно такие ворота расположены на противоположных концах одной улицы, а эти были разнесены на соседние. Обитает в Тамарисе сотен шесть-семь жителей, в основном ремесленники и торговцы. Судя по языку, кельты, хотя их диалект сильно отличался от галльского, был ближе к валлийскому, на котором я говорил, живя на полуострове Уиррэл. Называют себя думнонами. Англами и саксами пока и не пахнет. Дома у них деревянные с соломенными или камышовыми крышами. В отличие от римских домусов, многие были двухэтажными. На первом этаже располагалась мастерская или склад, а второй — жилой. Дворы не огороженные, что говорило о том, что воровство здесь не в моде.
Пока что порта, как такового, в будущем Плимуте нет. Галеры вытаскивают носом на берег во время прилива и занимаются погрузкой-выгрузкой. Со шхуной пришлось действовать по-другому. Я вошел на ней в реку, встал на якорь, после чего образцы груза переправили на лодке на берег. Когда кто-либо покупал что-либо, подвозили оплаченный товар. Кстати, продавцом Карталон оказался намного лучшим, чем штурманом.
На второе утро я собрался прогуляться по Тамарису, переправился на берег. Высадился рядом с тем местом, где шла торговля. Товары были расставлены и разложены прямо на траве. Покупателей было много. В основном женщины, которые рассматривали ткани, мяли их, слюнявили, проверяя, не сильно линяют? Некоторые пришли с кувшинами, чтобы купить оливкового масла. Карталон, которому помогали два матроса, с шутками-прибаутками обслуживал их. Как он заверил меня, оптовые покупатели и продавцы придут в конце третьего дня, когда спадет ажиотаж. У кельтов пока не принято скупить сразу все и потом нажиться на соседях, распродав в розницу.
К Карталону подошли красноносый мужчина лет тридцати с небольшим, бедный, судя по залатанным коротким штанам и рубахе с короткими рукавами и без какого-либо узора, и девушка лет четырнадцати, довольно смазливая.
— Возьмешь в жены мою дочь? — спросил мужчина карфагенянина.
— Сколько ты хочешь за нее? — поинтересовался тот.
— Три больших кувшина вина, — ответил отец.
Большим кувшином аборигены называют стандартную греческую амфору.
— Это много, — начал торг Карталон. — Она стоит половину большого кувшина. В прошлом году я за столько купил
— Ты купил старую, а моя молодая, — не согласился отец и на этом прекратил торг, начал вместе с дочерью рассматривать товары скорее из любопытства, потому что денег, как догадываюсь, у него нет, и даже знаю, почему.
— Покупаешь, как жену, а в Кадисе перепродаешь в рабство? — задал я вопрос, решив, что разгадал маленький бизнес карфагенянина.
— Нет, покупаешь ее якобы на год, как у них принято, но пользоваться можешь только здесь, к нам не отпускают, — объяснил Карталон и добавил шутливо: — Иначе бы всех девок вывезли!
— И через год опять покупаешь? — спросил я.
— Да. Эту или другую. Отец или брат могут двадцать один раз продавать девку в жены на год или больший срок. В первый раз деньги идут отцу, а начиная со второго, часть получает дочь, с каждым разом все больше. Если продает брат, то ему идет половина доли отца, а остальное ей, — рассказал карфагенянин.
Надо же, как интересно придумали: и деньги за секс получают, и проституции нет!
Меня такой вариант женитьбы устраивал, поэтому окликнул думнона:
— Эй, дам за твою дочь целый большой кувшин вина!
На этот раз он решил поторговаться:
— Два больших кувшина.
— Договорились! — произнес я, хотя, как догадываюсь, можно было бы настоять на своей цене, и приказал Карталону: — Выдай ему две амфоры вина, а девицу переправь на шхуну, пусть ждет в моей каюте.
— Нет, она должна остаться на берегу! — потребовал отец.
— Мне что, еще и жилье для нее снять?! — возмутился я. — Не бойся, не увезу ее с собой. Меня дома две жены ждут. Они твою дочку вмиг угрохают.
— Пусть остается на берегу, — менее настойчиво повторил думнон.
— Тогда сделка отменяется, — решительно молвил я. — За два больших кувшина вина найду более сговорчивого отца.
— Ладно, пусть плывет к тебе, — сломался нерадивый папаша, — только поклянись, что не увезешь ее.
— Клянусь всеми богами, которых только знаю! — насмешливо выпалил я.
На этом сделку и закрыли. Со шхуны привезли две амфоры вина, которое думнон перелил в бурдюки и отнес домой, а его дочь обратной ходкой отвезли на шхуну.
Смотреть в Тамарисе было, в общем-то, нечего. За полчаса я обошел его весь, отвечая на приветствия жителей. Привычка здороваться с незнакомыми людьми доживет в этих краях до двадцать первого века.
Свою новую жену застал за уборкой каюты — у нее сработал инстинкт гнездования. Девушка как раз собиралась передвинуть сундук, но силенок не хватало. Я жестом показал, чтобы оставила его в покое, и села за стол, потому что по пути в каюту приказал коку принести обед на двоих. Наверняка отец-пьяница держит детей впроголодь.
— Как тебя зовут? — медленно произнося слова на галльском диалекте, спросил я.
— Шайла (Добрая волшебница, фея), — ответила девушка.
Я назвал свое имя и первым делом потребовал, чтобы больше ничего не передвигала в каюте. Терпеть не могу, когда вещи лежат не там, где привык их находить. После чего поговорил с ней «за жизнь». Оказывается, я не первый муж, в прошлом году ее уже отдавали замуж за какого-то купца-карфагенянина. Полученное вино отец пропивает за несколько дней, после чего возвращается к обычным делам. По профессии он столяр, так что, если мне надо изготовить новый сундук, поменьше и не такой тяжелый, то после выхода из запоя отец Шайлы с радостью изготовит за умеренную цену, можно рассчитаться вином.
