секретной, обладание которой было совсем не безынтересно. Так что выгоду мы тут получали сразу по нескольким направлениям.
Что же касается китайских дел, то, что это было именно восстание тайпинов, которого я так ждал, и к которому готовился, стало понятно не сразу. Власть центрального правительства Цин в Пекине была, мягко говоря, слаба, а разного рода бунты и восстания в Поднебесной империи случались чуть ли не каждый год, вычленить из потока всех этих мелких событий одно, которое в моей истории едва не уничтожило Китай, оказалось весьма непросто.
Что я вообще помнил про восстание тайпинов? К сожалению, совсем не так много: что оно длилось почти десять лет, стоило жизней нескольких десятков миллионов человек и за малым не привело к развалу страны. Ну и то, что на каком-то этапе европейцы сначала воевали против Пекина за восставших, а потом — против них. Колонизаторы поняли, что окончательный развал империи им не выгоден, ведь тогда они лишатся барышей от торговли с Китаем, и «сдали назад», оказав помощь императору и приняв участие в удушении восстания.
Я же со своей стороны такой глупости совершать не собирался. Большой объединенный Китай мне был совсем не нужен, поскольку в отличии от других я знал, в какого монстра может превратиться это государство, если дать ему спокойно развиваться. Полтора миллиарда жителей у дальних малозаселенных окраин империи? Нет спасибо, нам такого не нужно.
Изначально я думал просто помочь восставшим оружием, боеприпасами и, возможно, инструкторами. Однако ситуация осложнялась тем, что тайпины, как оказалось, выступали резко против присутствия иностранцев в Китае — а еще против династии Цин как пришлых маньчжурских завоевателей и вообще за все хорошее против всего плохого, как это обычно и бывает в таких случаях, — что изрядно осложняло установление всяческих отношений с восставшими. Да и в принципе возможности наши в том регионе были достаточно ограниченными. Все же южный Китай был скорее вотчиной Франции, у которой буквально рядом были их Вьетнамские колониальные владения.
Заранее готовясь к китайским событиям, я приказал перебазировать во Владивосток достаточно большую эскадру из трех океанских крейсеров и полудесятка корветов. Кроме того, на дальний восток было переброшено несколько полков из центральной России и даже первый сформированный в Африке из туземцев экспериментальный «черный» колониальный полк.
Такое усиления даже вызвало некоторое беспокойство в Лондоне откуда поступил осторожный вопрос, с кем это Россия собралась воевать на Тихом океане. Вряд ли островитяне реально боялись того, что мы попробуем отжать у них ту же Формозу, но и упускать возможную добычу тоже собирались, а нюх на это дело у британцев был натренирован лучше всех.
В любом случае на первом этапе вступать в войну собственными силами мы не планировали. Вместо этого были активированы кое-какие «закладки», над которыми последние десять лет работали наши агенты в этой стране. Восточный Туркестан был уже не подконтролен Пекину достаточно давно, теперь черед подниматься на борьбу за национальное освобождение пришло в Монголии. Эта территория вообще-то за Пекином тоже скорее числилась, чем реально китайцам принадлежала. Слишком мало тут было населения, размазанного по огромным пространствам, чтобы говорить о полноценном контроле.
Так или иначе, русские агенты начали подбивать монголов к восстанию, обещая им помощь и признание со стороны Николаева. Плюс по контрабандным каналам в Китай мы начали засылать как можно больше оружия, в первую очередь устаревших мушкетов времен Наполеоновских войн. В России их давно не было даже на самых дальних складах, поэтому торговые агенты скупали его по всей Европе по цене лома и потом по железной дороге отправляли в сторону Красноярска, откуда огнестрел потом расползался по всему Китаю. Идея тут был даже не в том, чтобы заработать — хотя и в накладе купцы тоже не оставались, — а в том, что большее количество оружия в итого вызовет большее количество людей, желающих его применить для собственного обогащения. Винтовка рождает власть, сказал — или скажет — когда-то Мао и с ним тут очень тяжело не согласиться.
Ну а уже потом, когда все будут воевать против всех, глядишь и мы сможем себе чего-нибудь полезного выловить в этой мутной водичке.
— Поздравляю вас, Мария Ивановна, — ректор подчеркнуто «по-мужски» протянул женщине ладонь для рукопожатия. Антофьева с удовольствием ответила на этот жест, собравшиеся в аудитории преподаватели Петроградского Университета нестройно похлопали в поддержку происходящего на сцене. Далеко не все из них были согласны с решением «британца» о принятии на работу первой в стране женщины-профессора. — Очень приятно, для нашего вуза и для всей системы образования в России это большой шаг вперед.
— Благодарю вас, Михаил Яковлевич, — немолодая уже женщина покраснела от удовольствия как юная гимназистка и еще крепче прижала к груди красиво отпечатанную грамоту, сообщающую каждому заинтересованному о присвоении владелице почетного ученого звания профессора математики. Как будто кто-то планировал эту грамоту у нее отобрать, хоть конечно же никто о таком и не помышлял. Просто уж очень длинным был путь молодой девочки, волею случая поступившей в школу для детей железнодорожных рабочих, до реального признания научным сообществом империи в качестве равной. Антофьева повернулась к залу и поблагодарила сидящих там членов ученого совета, проголосовавших за ее принятие на место профессора.
В «родном» Московском университете, при котором она сначала заканчивала преподавательские курсы, потом получала высшее образование, почти десять лет работала доцентом, ей в присвоении этого звания в итоге отказали. Это было не такой уж большой неожиданностью, именно университет «Третьего Рима» считался в империи наиболее консервативным, даже студентов-женщин в нем по сии годы обучалось всего несколько человек. Ну а с другой стороны — обидно, да и переезжать в Северную Столицу не слишком хотелось, тем более после переноса императорского двора на юг. Но что поделаешь, ради карьеры еще и не на такое пойдешь.
И опять же, если посмотреть чуть глубже, именно после переноса столицы Петроградский университет получил мощнейший пинок в плане развития, и всего за каких-то пять лет едва ли не удвоил количество обучающихся здесь студентов. Простая экономика -выпавших жителей для поддержания нормальной жизнедеятельности нужно было кем-то заменить, и студенты для этой роли подходили как бы не лучше всего. Петроград на глазах превращался в главный университетский город страны, один за другим открывались новые «специализированные» вузы, отдельные кафедры отпочковывались и становились факультетами, а порой и вовсе самостоятельными учебными заведениями.
За тридцать лет общее количество студентов вузов в империи выросло больше чем в десять
