Владимиру надоело глядеть на ораторствующего епископа, и он знаком велел тому замолчать. Но епископ либо не понял, либо вошел в раж…
Тут вмешался маячивший за спиной князя Габдулла.
Подскочил к епископу, скорчил страшную рожу…
Ромей испугался. Переменился в лице, заткнулся, перекрестился…
Бохмичи захохотал. Злой он, Габдулла. Не убить, так хоть напугать. А дай ему волю, много бы крови пролилось…
Владимир прикрикнул на телохранителя, и тот вернулся на место.
– Я выслушал тебя, владыка, – сказал великий князь. – Спасибо, что вразумил. А теперь ступай.
– Ты казнишь убийцу?
Владимир покачал головой.
– Что ж я за князь, если от собственных слов отказываться буду? Но о словах твоих подумаю.
Епископ открыл было рот, чтобы спорить, но вспомнил, что он не только священник, но и дипломат, скорчил благостную рожу, поблагодарил князя за внимание и удалился, мимоходом благосклонно осенив крестом Духарева, которого, подданного империи, естественно, считал безусловным союзником.
Духарев поклонился епископу…
Ничего. Придет время, появятся у руси свои священники…
– Ты Христову Веру давно принял, – сказал Духареву Владимир. – Потому сердцем чувствуешь, когда прощать, а когда наказывать. А в моей душе старые боги глубокие корни пустили. Сразу всё и не выкорчуешь. Приходится умом сердцу подсказывать. Напоминать себе, что есть Заповеди Христовы. А епископов ромейских не поймешь: то за милосердие ратуют, то, как сегодня, крови жаждут. В Писании просто всё: прощай ради Бога, помогай страждущим – и хорошо. А тут… – Великий князь махнул рукой, звякнув тяжелыми золотыми кольцами-наручами, и потянулся к кубку. Пить, однако, не стал – протянул Духареву: – Попробуй. Хорошо ли ромейское, что нынче мне от василевса Василия пришло.
Сергей Иванович понюхал, пригубил. Замечательное вино. И яда тоже не чувствуется.
– Отменное, – похвалил он. И вернул кубок Владимиру.
Но Владимир пить не стал.
– Зарок дал, – сообщил он. – До воскресенья – ни вина, ни меда, ни пива.
– Ну коли так… – Сергей Иванович вновь взял кубок и сделал еще глоток. – А епископа, княже, слушать слушай, но слова его разделяй, потому что Бог-то у нас и у ромеев один, а вот законы – разные. И не все имперские законы для нас хороши.
Владимир задумчиво поглядел на Духарева…
– Умен ты, воевода, – похвалил он. – Придется мне научиться различать, когда священники наши Божье Слово несут, а когда – свое собственное.
– …Или василевса константинопольского! – подхватил Духарев.
– Ты о восприемнике моем худого не говори! – враз посуровел Владимир. – Он – брат мне!
– А я и не говорю, – покачал головой Сергей Иванович. – Что плохого в том, что государь о благе державы своей заботится? Наоборот, хорошо. Только у кесаря византийского – своя держава, а у тебя – своя. И что для ромеев благо, для русов может оказаться ущербом. Но в одном ты, княже, неправ. – И пояснил: – Когда назвал священников ромейских – нашими. Люди они – Божьи, бесспорно. Но как они могут быть нашими, если даже языка словенского не разумеют? Тебе, княже, легче – у тебя толмачи есть, да и то они не всегда верные слова находят. А простому люду как Слово Божие понять, если учат ему на чужом языке? А потому свои священники нам надобны. Или хотя бы булгарские, у которых речь с нашей схожа.
– Разумно, – согласился Владимир. – За этим ко мне пришел? Вот и позаботься. Моим именем.
– Позабочусь, – обещал Духарев. – Но пришел к тебе не за этим.
Он откинул полу бархатного, шитого серебром плаща, отцепил от пояса и положил на стол глухо звякнувший кошель.
– Это что? – спросил Владимир.
– Золото, – сказал Духарев. – Одарил ты меня, княже, щедро. А что за подарок без отдарка? Не по обычаю.
– Забери, – строго произнес великий князь. – Это не ты, это я отдарился. Ты, воевода, мне больше, чем землю, ты мне Истину подарил. За такой подарок мне и отдариться нечем. Так что не ты, а я у тебя в долгу.
Очень проникновенно сказал. У Духарева даже слезы на глазах выступили.
Но кошеля он не взял.
– Знаю я, – сказал Сергей Иванович, – хочешь ты Храм Божий строить.
– Так и есть, – подтвердил Владимир.
– Прошу тебя: пусть это золото будет моей лептой в строительство. Не откажи, княже, прими!
– И хотел бы отказать, – улыбнулся Владимир, – да не вправе. Кто я таков, чтобы к святому делу не допускать? Присядь, князь-воевода. О многом хочу с тобой поговорить…
Поговорили. Хорошо поговорили.
Из княжьих покоев вышел Духарев с легким сердцем и головой, полной важных мыслей, чувствуя себя не старцем с сединой в усах, разменявшим седьмой десяток, а зрелым, сильным мужем, которому еще многое суждено свершить на этой земле. Счастливым и воодушевленным…
Но недолгим было счастье Сергея Ивановича Духарева.
Пришла беда – отворяй ворота…
Глава 8
Беда. Земля моровская
Косуля вылетела из леса и стремглав понеслась по дороге. Молодая, глупая. Теперь ей не уйти. А вот в лесу – могла бы. Стрела Фроди ранила ее неопасно. Так, шкуру порвала.
Голубь вырвался вперед, без труда опередив жеребца Фроди. Расстояние между ним и удирающей косулей быстро сокращалось. Илья мог бы запросто свалить добычу стрелой, но не хотел. Хотелось взять косулю живой…
И вдруг Илья увидел такое, что безжалостно осадил коня.
Косуля – глупая, глупая, а тут же воспользовалась – метнулась вбок, проломилась сквозь кусты и камыши и ушла через старицу.
Илья о ней уже забыл. Спешился и разглядывал черные влажные пятна на пыльном тракте. Кровь…
Подоспел Фроди.
– Упустил! Раззява! – сразу закричал он.
Илья не обратил внимания на сердитый вопль. Фроди – на два года старше, хвастлив, охоч до девок и по-нурмански тщеславен… Но старшинство Ильи признает безусловно. И не потому, что тот – сын князь-воеводы, а потому, что Илья может вздуть Фроди, а Фроди Илью – нет.
– Поехали за ней! – потребовал Фроди. – Скоро уже свалится. Знатно я ее достал. Вон сколько крови натекло!
– Это не ее кровь, – сказал Илья, распрямляясь и махом запрыгивая в седло.
– Не ее? А чья?
Илья глянул на озадаченную физиономию отрока. Хмыкнул.
– Узнаем, – сказал он и послал жеребца вдоль свежего колесного следа.
Он не торопился, потому Фроди тут же догнал и поехал рядом.
– Злодеи? – азартно спросил он.
Возбуждение его было понятно. Если разбойнички обидели купца, то это вдвойне хорошо. Можно и воров поучить, и добычу поднять: взятое на меч принадлежало тому, кто взял, независимо от того, кто был ранее хозяином добра.
