Никон отрицательно качнул головой:
– Нет. Герасим, похоже, вообще никого не любит. Только себя… Ага, вот наконец и хозяин.
У дальней стены залы, рядом с музыкантами, возник попечитель приюта «Олинф» Скидар Камилос – респектабельный господин в белом далматике и длинном кафтане темно-голубого бархата. Красивое лицо его светилось радушием, в глазах отражалось зеленоватое пламя светильников.
– Друзья! – подняв вверх правую руку, произнес он звучным, хорошо поставленным баритоном. – Даже звезды, даже само небо не знают, как я рад вновь видеть вас у себя. Ешьте, пейте, веселитесь! И пусть этот вечер будет для вас таким же прекрасным, как те, что уже были и еще, я надеюсь, будут! А сейчас… – Господин Камилос хитро прищурился. – Для вас поет и танцует долгожданная красавица Зорба!
– Зорба! Зорба! – захлопав в ладоши, закричали собравшиеся. – А ну, спляши нам, дева!
Зарокотал барабан, сначала тихо, а потом – все громче и громче…
– Ну, блин, – посмотрев на барабанщика, Лешка уважительно тряхнул головой. – Не хуже «Арии».
Грохот нарастал до такого предела, что уже заглушил все голоса – видимо, в зале была очень хорошая акустика. Бил, бил, бил… И стих! Резко, словно ухнул в глубокую пропасть.
Дребезжаще звякнули струны цитры…
И тяжелая парчовая штора упала на пол…
И появилась Зорба.
Затянутая в белое покрывало, она казалась мраморной древней статуей. Позади танцовщицы замаячили двое полуобнаженных юношей с острыми саблями.
Все затихли.
Звякнул бубен.
Юноши припали к полу, поползли, извиваясь, словно змеи… А Зорба, словно не видя их, кружилась под томный перебор лютни, собирая цветы, выставленные в золотых вазах. А парни приподнялись… Тревожно забил барабан… Взмахнули саблями, прыгнули… Опа! И накинули шелковые веревки на рванувшуюся под музыку девушку… И повели… Бил барабан!
И под этот рокот с несчастной пленницы под довольный рев зрителей сорвали одежду. Всю, до самого последнего лоскутка. А потом стали пить вино под звон цитры и рокотание барабана… И уснули, картинно свалившись под ноги обнаженной танцовщице.
А та с мольбой протянула руки к зрителям:
Когда ж вином упились все разбойники,
Пируя до заката и до сумерек
И радуясь добыче, им доставшейся…
Зорба провела себя руками по бедрам и закружила меж «спящих». Тихо заиграла флейта. Остановившись, танцовщица нагнулась, приподняла за волосы голову одного «разбойника»… затем – другого… Хмыкнула, с насмешкой взглянув на публику:
Ведь варвары привыкли напиваться всласть,
Любезны кутежи им и распущенность,
И особливо, коль легко удастся им
Добра награбить вдоволь у чужих людей!
И вновь зазвучали все инструменты, все громче и громче, и девушка взмахнула подобранной с ковра саблей, якобы отрубая «разбойникам» головы, и даже брызнула «кровь» – красное тягучее вино.
Наклонившись, танцовщица подобрала вторую саблю, закружилась в победном танце – и всепобеждающе громко играла музыка, а зрители орали…
– А сабли-то настоящие, – опытным взглядом отметил Лешка. – Боевые.
Поклонившись, утомленная танцем девушка скрылась за неприметной, ненадолго распахнувшейся дверцей.
Кто-то, кажется, Иоанн, прошептал:
– Ну, где же Никифор?
– Явится, – успокоил Никон. – Всенепременно явится – у Зорбы это еще не последний танец. Нанята на всю ночь.
– Правда, главное действующее лицо там будет уже не она, а эти. – Иоанн с презрением кивнул на размалеванных юношей. – Просто большинству собравшихся несколько чужды девичьи прелести… я бы так сказал.
– Ну, не большинству, – с усмешкой поправил Никон. – Но – наиболее важным.
А важные как раз восторженно взвыли – на этот раз танцевали юноши.
– Что-то она долго, – тихо промолвил Лешка. – Схожу, посмотрю…
– Я с тобой!
– Нет, Иоанн. А вдруг явится Никифор? Да я недолго… Эй, любезный, – Лешка поймал за рукав проходившего мимо слугу. – Запамятовал, где тут уборная…
– Под лестницей, господин. Идемте, я покажу.
Так же неслышно, как и слуга, Лешка покинул залу, оказавшись в длинном полутемном коридоре, освещаемом лишь парой светильников на высокой медной треноге.
– Вон там, господин! – Слуга показал рукой на резную дверь.
– Спасибо, любезный!
Поблагодарив, Лешка юркнул за дверь и, немного выждав, выглянул – слуги уже не было. Поплевав на пальцы, юноша на всякий случай затушил светильники. Сразу стало темно, лишь сверху, сквозь небольшие оконца, сквозь разрывы туч тускло сверкали звезды. Приглушенно звучала музыка…
Пройдя по коридору, Лешка свернул за угол и застыл, прислушиваясь… Где-то впереди, чуть скрипнув, приоткрылась дверь – зеленоватый луч света упал на ворсистый ковер, покрывавший весь коридор.
И звук удара!
И резкий женский крик!
Крик боли и ужаса!
В три прыжка Лешка уже был у двери.
– Ты предала меня, тварь! – вскричал мужской разъяренный голос. – Так получи за все!
Юноша ворвался в комнату вихрем…
…увидев, как, получив хороший удар кулаком в лицо, отлетела к стене Зорба. Отлетела, ударилась спиной и затихла, растянувшись во весь рост на полу.
Здоровенный амбал, стоя спиной к Лешке, вытащил из ножен палаш:
– Умри, тварь!
– Сука! – Лешка изо всех сил ударил его ребрами ладоней по шее.
Особого впечатления это на здоровяка не произвело, но от девушки отвлекло – амбал удивленно повернулся назад.
Красная круглая морда, злобно горящие глазки, маленькие, свинячьи… Никифор Макрит… Ну, а кто же еще-то?
Не говоря ни слова, он поднял палаш и пошел на Лешку.
Злобный взгляд. Тяжелое, пахнущее чесноком, дыхание… Торжествующая ухмылка. Он даже не спросил – кто Лешка такой и что здесь ищет? Ну, конечно, Никифор из тех, кто сначала делает, а уж потом думает. Человек действия, мать его за ногу, а проще говоря – дурак…
Смотря как бы сквозь врага – так лучше контролировать любое его движение, – Лешка дернулся влево… а затем, упредив направление удара, – резко вправо. Палаш – не сабля, финтом не закрутишь.
Отрыгнув, выхватил из рукава кинжал – тот самый, не так давно купленный на рынке. Силы неравны – кинжал против палаша. К тому же Никифор Макрит – байбак здоровущий… Вот снова зарычал, бросился…
Отскочить… Оттолкнуться от стены… Замах! Ухмылка! Злой блеск маленьких свинячьих глазок… И чеснок! Что ж он его так нажрался-то? Совсем дышать невозможно…
Ага!
Подпрыгнуть, оттолкнуться от стены, ударить ногами в пах…
Вот так!!!
Никифор завыл от боли, но палаш, сука такая, не выронил, а наоборот, быстро оправившись, замахал им, словно мельница крыльями. В замкнутом помещении – опасное дело…
