Если же наша Дева снова, как всегда, полезет на рожон и в этот раз оплошает, тоже будет неплохо! Все лишний раз убедятся, что моя осторожность… моя КОРОЛЕВСКАЯ осторожность – это не пустая прихоть, а тонкий политический расчёт… Или нет! Пускай, всё-таки, это будет Божья воля».
Шарль уже привык к мысли, что Господь на его стороне, и убедился, что мысль эта эффективнее прочих.
* * *
Было решено осадить крепость Ла-Шарите на Луаре, и послушный д'Альбре двинулся в поход незамедлительно. Жанна, ещё питавшая надежды на то, что в благом деле освобождения Франции все единомышленники, поехала с ним. Теперь на военные советы её приглашали весьма почтительно, но слова не давали. Если же она сама начинала что-то горячо предлагать, выслушивали невнимательно с явным нетерпением, давая понять, что её вмешательство лишь помеха в обсуждении собственных планов.
Однако, сторонники Жанны нашлись и в этом войске. С их помощью удалось уговорить д'Альбре начать осаду крепости Сен-Пьер-ле-Мутье, к которой французы подошли 4 ноября. Ходили, правда, слухи, что, дав согласие на штурм, д'Альбре грязно выругался и в узком кругу своих приближенных сказал: «Если эту чёртову девку сегодня подстрелят, я лично выпью за меткость бургундского стрелка». Но крепость, тем не менее, осадили и штурмовали.
Поначалу безуспешно. Крепкие стены, многочисленный, яростно сопротивляющийся гарнизон и активная помощь населения Сен-Пьер заставили французов отступить после первой атаки. Возле городских рвов задержалась только жалкая кучка солдат, среди которых д'Олон, легко раненный во время штурма, разглядел и Жанну. Совершенно вымотанная, расстроенная, она стянула с головы шлем и на все уговоры отступить отвечала упрямым отказом.
Оруженосец похолодел. За все прошедшие бои, д'Олон привык целиком отдаваться сражению, потому что знал – Жанну окружают неусыпной заботой высокородные господа – де Ре, Ла Ир, Алансон, или их рыцари. Но сейчас вокруг девушки он увидел так мало людей! И этот снятый шлем!.. Как только со стен Сен-Пьер рассмотрят, что это именно Жанна, её изрешетят стрелами – лучшей мишени не придумать! Какой-то рыцарь из оставшихся пытался её загородить. Но его доспехи, повреждённые, помятые и кое-как заклёпанные обозным кузнецом, были слабой защитой даже для него самого. Куда им до брони герцогов и баронов! От одной, ну, даже от двух стрел ещё уберегут, да и то, не рыцаря, а Жанну, которую он закрывает, а потом что?!
Соскочив с коня оруженосец подбежал к оставшемуся отряду.
– Жанна! Почему ты одна?! Уходи сейчас же, здесь нельзя!.. Если увидят со стен?!!! Где солдаты?! Кто дал приказ тебя оставить?!
Жанна, глядя в какую-то, видимую только ей, точку на земле нервно дёрнула головой. Губы её побелели, когда она, почти по слогам, медленно выговорила:
– Я не одна. Со мной пятьдесят тысяч моих солдат. Мы уйдём отсюда только туда.
Она махнула рукой в сторону городских ворот.
– Всё время это повторяет, – растеряно сказал д'Олону рыцарь в помятых доспехах. – Может, у неё видения?
Д'Олон потянул Жанну за руку.
– Нужно уходить… Тебя вот-вот заметят…
На стене перед ними уже замелькали остроконечные шлемы бургунцев. Понеслись команды по цепи, и тетивы на луках готовы были натянуться.
Откуда-то к оставшимся под стеной подбежал ещё один отряд французов.
– Что нам делать, Жанна?
– Отступать, – буркнул им д'Олон.
Но тут девушка словно очнулась.
– Нет! Хватайте вязанки, доски, всё, что найдете, чтобы навести мост через ров! Подойдём к стенам вплотную, доставим лестницы… Мы возьмём этот город, потому что с нами Бог! Жан, – крикнула она д'Олону, – скачи, верни остальных! Осталось всего одно усилие и мы победим! Я это обещаю, так и скажи!
Солдаты засуетились, видя такое воодушевление. Кое-кто уже подтаскивал доски от телег, привезённых под стены с началом штурма, другие бросились помогать. Рыцарю в битых доспехах протянули подобранный кем-то большой щит, чтобы надёжнее прикрыть Деву. Оруженосец тоже не стал мешкать. Бегом возвращаясь к брошенному коню, он закричал что есть мочи, чтобы слышно было даже на городских стенах:
– Видение! У Девы было видение! Мы победим сегодня!!!
Отступающие остановились. Несколько рыцарей, не вложивших ещё мечи в ножны, вскинули их над головой, созывая своих людей. Разгоряченные недавним штурмом солдаты, озлобленные неудачей и понукаемые желанием всё-таки взять своё, охотно кинулись назад, хватая по пути всё, что могло пригодиться при строительстве моста. Со стен посыпались стрелы, но те, кто уже роился во рву и около него прикрылись щитами и ещё не пущенными в дело досками. Каким-то чудом, словно удвоив силы, они навели мост очень скоро, и вот уже первые осадные лестницы, пружиня, уперлись в стену под просветом между зубцами крепостной стены. Два бургундских лучника, будто сросшиеся спинами, тут же высунулись, пустили по стреле и отпрянули. На их месте немедленно появились новые. Ещё несколько стрелков рассредоточились по бойницам воротной башни. И хотя стрелять оттуда по ползущим по лестнице французам было не слишком эффективно, они старались поразить тех, кто достраивал наведённый мост.
Жанну на сей раз прикрыли щитами настолько основательно, что она не могла даже отдавать команды. Да и взобраться на стену по первой осадной лестнице ей не дали. Однако, уже на второй девушка оказалась в числе первых. Трое солдат залезли перед ней, раскидали бургундских лучников, и, когда Жанна оказалась на стене, а следом за ней и другие, с громкими криками «Победа! С нами Бог!» бросились к башням у первых ворот, где уже рубились возле подъёмных колёс и теснили бургундцев дальше от решётки, которая вот-вот должна была подняться.
Город как-то сразу почти перестал сопротивляться.
По осадным лестницам не залезла ещё и половина атакующих, а поднятый мост уже опускался – нехотя, с усилием, словно понимал, что он последний кто ещё противится напору захватчиков.
– Все на мост! – заорал кто-то.
И оставшиеся отряды французов полезли прочь изо рва. Мост ещё висел в воздухе, а самые нетерпеливые прыгали на него, подтягивались локтями, коленями, чуть ли не зубами, и перехватив удобнее меч, топор, булаву – у кого что было – неслись к поднимающейся перед уже раскрытыми воротами решетке.
– Победа! Победа! – кричали на башнях.
А Жанна, снова всеми оставленная, вдруг осознала, что впервые над её головой в момент торжества не реяло её знамя.
«Мне больше не победить», – почему-то подумала она с тоской.
* * *
5 ноября запылённый гонец привёз Филиппу Бургундскому известие о том, что Сен-Пьер пал, и французское воинство движется на крепость Ла-Шарите. Несмотря на нахмуренные брови, герцог позволил себе рассмеяться. И канцлеру де Ролену, когда остались наедине, заметил:
– Смотрю, наш королёк быстро учится быть умным. Стань он лакеем, цены бы ему не было – одним махом всем угодил. Бэдфорду тем, что не пошёл на Нормандию, где, без сомнения, победил бы окончательно. Деве своей тем, что дал ей всё-таки повоевать. Ла Тремую тем, что отстранил всех его недругов от управления войском, а мне тем, что послал на Бургундию усталого д'Альбре, вместо военачальников толковых. Да и захватить они намереваются не что-нибудь, а Ла-Шарите, который я и сам бы желал отобрать у этого бандита де Грессара40. Как думаете, Ролен, французский король просто хочет таким образом подтолкнуть меня к открытому союзу с собой, или имеет в виду нечто большее? Де Ролен поводил бровями, но ничего не ответил. Давно зная своего господина, он по тону уловил, что ответа пока не требуется.
– Его армия откровенно слаба несмотря на захват Сен-Пьер, – продолжал, между тем, Филипп, словно объясняя всё самому себе. – Не так давно крепости просто раскрывали ворота перед французской девицей, а теперь ей пришлось дважды атаковать, хотя, Сен-Пьер совсем не Париж… Не кажется ли вам, господин канцлер, что наш дорогой кузен перед нами расшаркался более, нежели перед остальными? Судя по всему, он предоставляет мне возможность избавить французский трон от его божественной спасительницы. Или я не прав? Стены Шарите толсты и высоки, а холода всё ближе. Мало кто отважится на осаду… Что же посоветуете повелеть моему бандиту де Грессару? Просто отсидеться, или первейшей целью поставить пленение девицы, а то и…
Герцог выразительно махнул в воздухе рукой, как будто что-то отсекал.
– Король Франции пока мало чем доказал свою состоятельность, чтобы вашей светлости следовать его побуждениям, – покачал головой канцлер – А по поводу девицы… Папский капитул о ней молчит, так что и нам спешить не надо. Пускай господин де Грессар просто сидит в крепости. Погода и маршал д'Альбре всё сделают сами. С девицей же своей его величество пускай тоже разбирается самостоятельно. При всём уважении, вы, сударь, не столь ловки, чтобы всем угождать.
