им нет войны.
— Ха! Ты можешь попробовать, конечно. Но мудрее будет поступить иначе. Султан не поверит в нападение демонов, но охотно поверит в мою измену, если я отдам его врагам даже самое захудалое укрепление. Даже если он не подумает об этом, то в его окружении найдутся люди, которые обязательно нашепчут нужные мысли. Но ещё охотнее все поверят в то, что тамплиеры смогли захватить Красную Башню силой. Тем более что битва была, и я потерял многих воинов, о чём султану обязательно доложат, даже если я сам этого не сделаю. Война есть война и потери на ней неизбежны. Если султан, да хранит его Аллах, победит, то его армия двинется по побережью на север, и вы сами оставите это укрепление, так как оборонять его будет бессмысленно, и непосильно для вас. И оно просто вернётся ко мне без боя. Если же Аллаху будет угодно даровать победу неверным, то никто не упрекнёт меня в этой потере, в силу её ничтожности на фоне такого поражения. Если же ты договоришься с султаном о мире, то да будет так.
— Ты предлагаешь солгать о том, что мы сражались друг с другом, умолчав о демонах?
— Нет, конечно, — эмир поморщился, — это бессмысленно, так как для этого людям надо было бы отрезать их языки, причём даже этой меры бы не хватило. Я предлагаю рассказать людям правду, подчеркнув, что мои люди понесли большие потери, и я был вынужден отступить. Окружающие сами домыслят себе остальное. Что до самого этого места, то оно осквернено демонами, и я даже не знаю, какие очистительные обряды потребуются для того, чтобы кто-то захотел поселиться в этих стенах.
— Если в крепости не оставить гарнизон, то в ней могут поселиться разбойники.
— Не думаю, что за несколько месяцев тут успеют завестись разбойники. А там и война завершится, так или иначе. Если же рыцари Храма решат оставить свой гарнизон в проклятом месте, то это будут их трудности. Но если их разъезды начнут тревожить моих людей, то я буду считать нашу договорённость расторгнутой.
Внезапно в окружающей нас толпе люди стали расступаться, и мы отвлеклись на Хехехчин с Избранной, над головой которой продолжала висеть отметка божественного покровительства. Девушки приблизились и остановились, соблюдая приличия. А я поспешил их представить.
— Эта благородная дама — Мария, дочь визиря ильхана Аргуна. После того как мусульманские заговорщики предали и отравили своего хана, его визиря схватили и казнили, а её продали в рабство. Но Камень призвал её на службу Богу, прямо из рабского загона, а она приняла новое имя, поскольку старая жизнь для неё закончилась.
Эмир некоторое время молчал, а потом вежливо наклонил подбородок, первым приветствуя отмеченную Благодатью.
— Если это правда, то предатели совершили немыслимый грех, каковы бы ни были их помыслы.
Мария спокойно кивнула в ответ, воздержавшись от слов.
— Принцесса монголов Хехехчин, родственница великого хана монголов Хубилая, невеста умершего хана Аргуна. В связи с заговором в столице ильханата, она прибыла к своим единоверцам-христианам, вассалам своего жениха, дабы не попасть в жадные руки слуг египетского султана.
Это был удар, который аль-Хасан ибн Аби не сумел сдержать. Его лицо дрогнуло.
— Ваше высочество, — я склонился в лёгком поклоне, — не соблаговолите ли вы…
Я прервался, поскольку Хехехчин вздохнула и сунула руку в котомку на своём боку, извлекая тубус со свитком. Его она передала Марии, а у той верительные грамоты принцессы с полупоклоном принял уже я.
Сарацин щёлкнул в воздухе пальцами, и откуда-то из-за его спины к нам поспешно протолкались двое. Изучение бумаг не заняло много времени, а после эмир, а за ним и все его воины склонились в глубоком поклоне, как перед лицом императорской крови.
— Я обязан известить о вашем прибытии своего повелителя, ваше высочество, — глухо произнёс сарацин. — И я это сделаю так быстро, как только возможно.
Казалось, воздух вокруг сгустился от его слов, но приказа о нападении не последовало. Может быть, дело было в нашем статусе, может — в недавнем явлении Ангела Небесного, может — в осознании тщетности самой попытки нападения. Сам эмир как будто съёжился, но не так, как это делают трусы, а как будто на плечи его легла неподъёмная каменная плита. Думаю, все вокруг прекрасно осознали последствия присутствия в наших рядах принцессы монголов. Те явятся за ней, это неизбежно как прилив. И они придут как прилив, как приходили много раз до этого. Может быть, султан и сможет их остановить, может быть, они не пойдут в этот раз на юг, в Египет, а удовольствуются лишь этими землями, но что от этого местным жителям, на которых падёт гнев бесчисленного монгольского войска?
— Я передумал, — невыразительным глухим голосом внезапно вновь нарушил наступившую тишину эмир. — Я и мои люди сдаёмся в плен. Лично тебе, и рассчитываем на твою милость и защиту, да смилуется над нами Аллах. Я прикажу, и Белый Замок распахнёт ворота перед твоим войском.
На том и договорились. Эмир с остатками своего войска сдался мне, якобы после сокрушительного поражения в битве. Что ещё смогут подумать посторонние люди? К тому же битва действительно была, как и жертвы с обеих сторон. Кто поверит новостям, что под Красной Башней мусульмане и христиане сражались бок о бок с демонами, и лишь с трудом и большими жертвами победили? Тем более что по результатам этой битвы эмир с остатками войска попал христианам в плен и был принужден сдать Белый Замок, оставшийся без защитников. Правда даже мне кажется невероятной.
Мария и Хехехчин убыли в сопровождении туркополов и последнего из братьев-рыцарей ордена Храма в Тортосу. Как сказала мне Избранная, недобро щуря глаза в сторону альвийки, она лично приготовит той мороженое, необходимое для закрытия моего задания. В Красной Башне остался небольшой гарнизон во главе с братом-сержантом, дожидаться возвращения брата Риккардо и следить за окрестностями. Заодно они соберут трупы павших и их вещи. Вместе с ними осталась и часть воинов эмира, тоже для сбора тел и погребения павших. Сам Аль-Хасан ибн Аби принёс мне вассальную присягу, как своему новому сюзерену, и я со своими людьми
