О-о! Тогда наводчики хорошо позабавятся, расстреливая с безопасного расстояния беззащитную, как им казалось, "танкетку". О том, что двум длинноствольным "тройкам" и трем "четверкам" противостоит всего лишь легкий Т-70, экипажи немецких машин уже были извещены и потому вовсю предвкушали веселую охоту на прячущуюся в низине "жестянку" с малоэффективной на дальней дистанции пушечкой.
Правда, русские умудрились каким-то невероятным образом подбить бронеавтомобиль командира кампфгруппы и один "Ганомаг", но… а ля гер ком а ля гер, войны без потерь не бывает. И пусть противник еще пытается огрызаться, но дни и часы его уже сочтены. И даже не часы, а минуты.
Пока танки воюют с танками, мотопехота спокойно доберется до хутора, войдет в село с юга, а потом одной решительной атакой подавит, наконец, сопротивление окопавшихся на окраине вражеских автоматчиков. Уничтожит зарвавшихся варваров. Всех до единого.
И нечего панцергренадерам ворчать по поводу не до конца разведанной обстановки — для предстоящего боя сил у них более чем достаточно. Два взвода солдат, три легкие дозорные машины, семь пулеметов, еще один тяжелый БТР с 37-миллиметровым орудием на крыше… Короче, чтобы раздавить десяток-другой русских, хватит и половины имеющегося. С лихвой.
* * *
— Ну что, посмотрим, как вы сейчас запоете, — прищурившись, пробормотал сержант, вытаскивая из правой укладки поблескивающий лаком патрон, увенчанный вытянутым, напоминающим стрелу наконечником.
С легким шелестом снаряд вошел в патронную нишу. Захлопнулась крышка. Прильнувший к прицелу танкист немного помедлил, добирая рукояткой последние миллиметры наводки, а затем…
— Ловите, гады!.. Подарок из будущего!
На первый взгляд, выстрел прозвучал почти штатно. Возможно, чуть резче, чем обычно, или чуть солиднее, но… не в этом дело. Суть в том, что облегченный, баллистически "вылизанный" снаряд вырвался из канала ствола с фантастической для танкового орудия сороковых скоростью. В два раза превышающей стандартную у бронебойных болванок и более чем в полтора — у подкалиберных.
Восемьсот с лишним метров дистанции иновременная "стрелка" преодолела за какие-то полсекунды, "позабыв" о выбранном упреждении, "спрямив" траекторию и попав в итоге не совсем туда, куда требовалось. Впрочем, фашистам это не помогло. Просто вместо лобовой части корпуса, справа, там, где водитель, снаряд угодил в башню, почти по центру.
Несколько сантиметров брони оказались слишком хлипкой преградой для скинувшего легкосплавную "шкуру" стержня. Сверхплотного сердечника из урана-238, "обедненного", лишенного практически всех своих высокорадиоактивных "собратьев". Тех, что когда-то, многие годы спустя, станут начинкой для ядерных боеприпасов — самого страшного из когда-либо примененного оружия иных времен, иных людей, иных нравов. Однако и того, что осталось, хватило за глаза.
За неуловимо короткое мгновение урановый стержень пробил германский металл, рассыпавшись по заброневому пространству яркими брызгами. Ослепительно яркими, раскаленными добела, заставляющими моментально вспыхивать мертвую сталь вражеской машинерии. И даже противопожарная система, буде она установлена на фашистской "четверке", не сумела бы погасить этот жуткий огонь, совладать с пирофорной пылью тяжелого изотопа. Короче, не прошло и доли секунды, как рванул боезапас панцера. С оглушительным грохотом, буквально расколов на части бронированный корпус, походя сметя башню, вдребезги разнеся боевое отделение вместе с моторным, вырвавшись наружу густыми снопами искр, разлетевшись по округе разодранными в клочья ошметками.
* * *
— Горит! Горит гаденыш! — прокричал в микрофон Винарский, вращая рукоять поворотного механизма, наводя орудие на следующую цель, "трешку", идущую второй слева. Правда, и на этот раз сержант взял чуть большее упреждение — выпущенный из пушки снаряд лишь мазнул по броне, уйдя свечой в сентябрьское небо. Впрочем, для остановки фашиста попадания в надкрылок оказалось достаточно и потому третьим выстрелом танкист просто добил уже обездвиженную машину.
— Минус два, Сима. Уходим на третью.
— Принято, командир.
Семидесятка вновь заурчала моторами, отходя назад и вправо, разворачиваясь всем корпусом для очередного броска. К третьей "контрольной" точке.
Увы, одним махом добраться до нее так и не удалось. Уже через пять секунд стало понятно, что ситуация не так проста, как кажется, и с переходом на новую огневую позицию придется повременить — дорогу машине преградили султаны разрывов.
— У, черт! — ругнулся сержант, глядя на вспухающий прямо по ходу движения склон. — Макарыч! Назад! Два лаптя. Вправо четверть.
— Понял.
Резко остановившийся танк качнул кормой, а затем медленно отполз метров на десять, в конце пути вновь разворачиваясь. Судя по переговорам бойцов, немецкий корректировщик тихарился где-то рядом, в развалинах, точнее, в узком проеме второго этажа полуразрушенного кирпичного здания
— Давай, командир! Оторви рогульки козлине.
— Не торопи, Сима. Дай прицелиться.
— Молчу.
Первая осколочная граната рванула на откосе фронтона, подняв пыль, осыпав землю волной каменной крошки. Для верности Винарский послал туда же второй снаряд, угодив-таки в нужный проем, окончательно обрушив конструкции стен и еле держащейся на них кровли.
— Порядок. Спекся фриц, — удовлетворенно заметил сержант, выслушав доклад Синицына. — Работаем, Макарыч. Вперед семьдесят. Стоим три.
— Есть. Работаю.
Примерно через минуту бронированная машина добралась до третьей огневой позиции, самой дальней от хутора, и командир легкого танка снова прильнул к панораме, вглядываясь во мрак за бортом. В жаркую темноту душной сентябрьской ночи, "подсвеченную" невидимыми лучами. Невидимыми человеческому глазу и… прекрасно улавливаемыми датчиками тепловизора — оптико-электронного прибора из будущего, никому, кроме пятерки бойцов, здесь пока не известного.
* * *
— Марик! Как там дела у танкистов? А то отсюда не видно, — поинтересовался летчик у Кацнельсона, затаившегося на краю села в дальнем окопе.
— Нормально у них! Двое — в труху, трое прячутся. Задал им сержант жару, аж перья летят.
— ЗдОрово! А справа что?
— Не разобрать. Там пыль сплошная.
— А чего в прицел не глядишь? — встрял в разговор Синицын.
— Так пыль же, — обиженно отозвался боец.
— ЧуднО. Нам-то она не мешает.
— У вас приборы серые, а у меня зеленый, с подсветкой. Не помнишь что ли? Антоха же объяснял, что…
— Понятно, — перебил Марика лейтенант. — Но ты всё ж попробуй, может, чего разглядишь.
