— Ты! Выдь вперёд!
Я ожидал обычного нытья:
— Чегой-то? А я чего? Не… я и рядом не стоял… но парень спокойно шагнул вперёд и улыбнулся. Уверенно. Оглянулся на притихших односельчан и принялся излагать свою точку зрения:
— Не знаю, боярич, про какое такое пошибание ты толкуешь. Мы с Ивицой ещё по весне сошлись. Уж ей, бедняжке так хотелось ко мне на шишку налезть. Уж она-то и на вечерках считай пол-зимы за мной ухлёстывала. А как солнышко пригрело, так у неё, слышь-ка, меж ног и закипело-то. По три раза на день на пути моём попадалась. То улыбнётся, то повернётся, то глазками стрельнёт. Пожалел я бедняжку. Да и то сказать — не нищенке же кус хлеба кинуть, убытка в доме не будет. А уж она-то прилипла, кажный вечерок норовит встретиться, где чуть тёмный уголок — жмётся-трётся. Ну, а как сказал ты, боярыч, что переведёшь её в другое селение — взыграло у ней нутро-то, захотелося бедняжке сладенького напоследок. Как она меня тут, на дворе уговаривала — люди слышали. Ну, чего ж, я человек добрый, ежели девке хочется аж невмочь — можно. Так-то она уж и надоела мне. Но в останний-то раз — можно и потешить. Она сама меня вызвала, сама пришла, по своей воле целовалась-миловалась. А как мы наигрались-набаловались, то пошёл я к своему костру, да и лёг там. Вот там и спал, покуда твой тиун не прибежал в неурочный час, да сюда, на боярский двор, всем идти не велел.
«Пошибание» — древнерусский аналог термина «изнасилование». В «Русской Правде» по этому поводу применительно к свободным женщинам — статей нет. Но Владимир Креститель выдал «Устав церковный», а сынок его — Ярослав Мудрый — этот «Устав» подправил. Правонарушения в сексуальных, как и в семейных отношениях, отнесены к компетенции либо смешанного — светского и духовного суда, либо только к суду епископскому.
Первоначально в «Уставе церковном» никаких статей по этой теме не было. Но когда приглашённые русскими князьями викинги прошлись по Новгороду, точнее — по «мужатым бабам новогородским», появились и термин, и статья. В очень странном, на мой взгляд, изложении. Размер штрафа определяется сословной принадлежностью женщины. Какой-то странный аналог нормы европейского законодательства 21 века, связывающего величину штрафа за, например, превышение скорости, с размером дохода нарушителя. Какое-то выражение представлений о социальной справедливости. В «Святой Руси» — естественно, святорусской. Ставки… разорительные.
За княжну — 5 гривен золотом ей, и столько же — митрополиту. Это — весовые гривны — по килограмму золота девке и церкви. Странно: я не слыхал о таких историях с русскими княжнами в это время. Кажется, только о неудачной попытке не то умыкнуть, не то убежать с возлюбленным дочери Ярослава Мудрого — Анны Ярославны — Королевы Франции. Но, видать, бывало — законодательство описывает типичные ситуации.
Документ ещё различает по ценности дочерей и жён «больших» и «малых» бояр, добрых и нарочитых людей. Самые дешёвые — «простая чадь» — по 15 гривен кунами женщине и митрополиту. Но это — личные действия. В том же «Уставе» описана и другая норма:
«Аще девку умлъвит кто к собе и дасть втолеку…».
«Толока» здесь — групповое изнасилование. Похоже на мой случай. Но Ивица — не девка и не женщина, она — роба. Это переводит ситуацию из «преступление против личности» в «имущественное преступление», и «Русская Правда» описывает юридические последствия изнасилования для случая рабыни.
Применить я эту статью не могу. Там сказано: шесть гривен кунами владельцу робы, то есть — как за убийство рабыни, и ей самой — вольную. Я не могу дать ей вольную, пока не обвенчаю её с Жердяевским дебилом — обещанное надо выполнять.
И я не могу доказать виновность любого конкретного персонажа. Вон тот сколиозник — совал или не совал? Может, он — «возле стоял да в носу ковырял»? И так о каждом. В моём 21 первом веке прямо в юридических учебниках описаны ситуации, когда, в рамках свидетельских показаний, просто не существует способа установить истину. Тогда нужно «выйти из плоскости», «привлечь дополнительную информацию», «изменить ситуацию»… Спасибо на добром слове…
А «поливальщик»-то на внешность — ничего. Довольно рослый, лицо чистое, плечи широкие. Говорит внятно: видать, продумано и обкатано заранее. Глаз ясный, голубой. «Врёт на голубом глазу». Так ведь не врёт же! Оттенки, оценки… но факты — вполне похоже на истину. И он абсолютно уверен — не в правоте своей, а в невозможности доказательства неправоты. Чем-то он мне Кудряшка напоминает. Только попроще — нет школы предшествующих поколений воров. Девку-соседку обмануть — таланту хватило. А вот остальное — придёт с опытом. Если будет куда приходить.
— Когда ты спать уходил — где девка была, что делала, что на ней одето было?
— Дык… Эта… А, ну… Мы ж как наигрались, так она и пошла. Одетая, стал быть. Свежо-то, однако. Мы ж любились, а не в бане мылись. Гы-гы-гы… А я, значит, пошёл, а ей и говорю: может тя до дому проводить? Ну, тёмно ж. А она-то эдак вся потянулася, быдто кошка со сна, да и говорит: иди, грит, я, де, и сама дорогу найду. Ну я и пошёл. А чего? Дело-то покончено. Вот. А чего ты, боярич, страсти сказываешь да народ баламутишь… и в разум не возьму.
— Погодь.
Что-то квас сегодня у Домны… Не пошёл. Или потому что спросонок, или потому что на пустой желудок? Подташнивает. На глаза попался кругленький толстячок с детским выражением на пухленьком личике. В моём детстве таких называли «жиртрест». Некоторые дисфункции развития мужских яичников часто дают такую картину юношеского ожирения. Интересно, а этот «жиртрест» тоже на Ивице «покачался»? Наверное — нет. Ну, может, так, посмыкал пару раз для общего разговора. А вернее всего, просто простоял рядом. С её ногой в руках.
Я представил себе эту картинку: куча мужских тел наваливается на девушку, она сперва замирает от неожиданности, потом начинает судорожно рваться под свой приглушённый тряпками вой. Её прижимают, раскладывают, раздвигают. Потом вздёргивают на ствол лежащей рядом сосны. Наверное, в этот момент ей и растянули лодыжку. Её крепко держат и максимально, почти в шпагат, растягивают ноги. Отсюда, вероятно, и вывихи тазобедренных. Вон тот «жиртрест» тянет одну. Старается, упирается, прижимает к груди — чтоб крепче. А первый «соискатель» в радостном предвкушении отправляется по лежащему стволу к разложенному телу и приступает к «соисканию». Непрерывная возня вокруг, смешки, хихиканье усиливаются. «Ну! Давай! Засади ей!». Девка в очередной раз рвётся, изгибается, изворачивается… И затихает. Публика замирает в нетерпеливом ожидании, и только равномерные глухие удары двух сталкивающихся лобками тел и нарастающее пыхтение заполняют атмосферу. А рядом, чуть в стороне, стоит её «дружок» и вот так же, как сейчас — уверенно и открыто — улыбается.
