действенный, но слишком опасный, а главное, запредельно сложно реализуемый, чтобы стать основой для общей системы инициации Дара.
Сейчас они во главе с Колычевым с помощью искусственного интеллекта «Ночной Птицы» поддерживали связь с изолированным в «сфере» разумом Николая. Поток энергии, который подпитывал тончайшую нить, соединяющую его сознание с телесной оболочкой, был столь значителен, что новая энергоструктура росла с огромной скоростью.
— Сокол, каков прогноз?
— За прошедшие полчаса сформировано порядка десяти процентов новой архитектуры связей. За образец была взята ваша, командир, с коррекцией под особенности пациента.
— Это означает, что мы создаем вообще новый алгоритм?
— Да, просто восстанавливать прежний не имело смысла, он был полностью уничтожен, да и не эффективен.
— Значит, понадобится еще пять часов, чтобы собрать новую матрицу?
— Неочевидно. Сейчас формируются стрежневые потоки, дальше пойдут разветвления и усложнения по слоям, это может существенно замедлить процесс. Это естественный, пусть и сверхинтенсивный процесс, подхлестывать его нецелесообразно, даже опасно.
— Логично. Нам до Питера еще сутки лететь, если не больше. Должно хватить времени, как думаешь?
— Прогноз близок к ста процентам, командир.
— Отлично. Работаем дальше.
[1] Аякаси — разновидность злых существ-ёкаев в японской мифологии, паразитическая форма, дающая носителю сверхвозможности, взамен отнимая жизненную силу и захватывая разум и тело.
[2] Ёкай — общее название для монстров, призраков или духов в Японии. Буквально означает «то, что меняется».
[3] Капитан-лейтенант ВВФ Японии в 1942 году — Кайгун-са (яп) — аналог звания Капитан 3 ранга ВМФ СССР.
[4] БЧ — боевая часть. БЧ-1 — штурманская боевая часть. БЧ-2 — ракетно-артиллерийская боевая часть. БЧ-3 — минно-торпедная боевая часть. БЧ-4 — боевая часть связи/радиотехническая. БЧ-5 — электромеханическая боевая часть. БЧ-6 — авиационная боевая часть (боты на десантной палубе воздушных кораблей, к ней приписана абордажная группа). БЧ-7 — боевая часть управления.
[5] курс иены в 1942 году к доллару — 1 к 27,3.
Было уже довольно поздно, когда «Ночная Птица» плавно опустилась на бетонную взлетку Гатчинской авиабазы. Диспетчер, давший разрешение на посадку, захлебываясь от верноподданнического восторга, поздравил цесаревича и сопровождающих его лиц с возвращением и кинулся к телефону, чтобы сообщить о такой сногсшибательной новости руководству.
Позади было триумфальное возвращение в Чунцин, когда обезумевшие от радости рейдеры качали сначала Колычева, потом Зимина, затем чудесно спасшегося Чкалова, после чего плавно передислоцировались в местные кабаки, где и продолжили отмечать это замечательное событие.
Чан Кайши устроил в честь небывалой победы над японскими захватчиками пышные празднества, и даже ничуть не расстроился, когда ему сообщили, что виновники этого торжества должны срочно вернуться в Россию. Видимо, решил объявить главным победителем себя.
Впрочем, на награды генералиссимус не поскупился. Даже рядовые участники сражения стали кавалерами тех или иных китайских орденов, а капитанам рейдеров достались очень приличные премиальные.
Единственный конфликт возник вокруг захваченного ими трофея. Узнав, что рейдеры пригнали к себе на базу практически не поврежденный фрегат, верховный вождь китайского народа хотел было заявить на него свои права, но получил жесткий отказ.
— Что в бою взято, то свято! — заявили ему приватиры. — Чкалов его на базу привел, ему на нем и летать.
Правда, сам Валерий Павлович придерживался на сей счет несколько иного мнения.
— Такое дело, Мартемьян, — тяжко вздохнув, сказал он Колычеву. — Капитана японского ты убрал и движки заглушил так, что узкоглазые даже понять не смогли, в чем дело, и сбежали к такой-то матери… В общем, нам за него даже подраться не случилось… короче, по нашим законам это — твой трофей тоже…
— Да ладно тебе прибедняться, Валера, — отмахнулся Март. — Кто незнакомый корабль с испорченными двигателями смог оживить и своим ходом до базы добрался? Не ты разве?
— Ну я…
— Так чего мнешься, как гимназистка перед борделем? К тому же у меня этих кораблей и без того, как у дурака махорки. Короче, владей!
— Чкаловы милостыню сроду не принимали! — упрямо набычившись, ответил ему летчик-ас.
— Ну что ты будешь делать, — вздохнул Колычев. — И какую долю ты считаешь справедливой?
— Пополам! — решительно рубанул рукой воздух Чкалов. — А что, экипажам за абордаж причитается, каждый сам решает.
— Как скажешь, — не стал спорить Март. — Тогда так. Свою половину я сдаю тебе в аренду, как арматор. Идет?
— Идет! — облегченно вздохнул капитан.
Вопрос и впрямь был щекотливым. Рейдеры — народ своеобразный. Забери он добычу целиком, скажут: «Обурел своих обирать». Откажись от нее совсем — «зажрался»! А так вроде и волки сыты, и репутация в целости.
— А мы вас только завтра ждали, — слащаво улыбаясь, заявил примчавшийся как ветер начальник базы. — Главный оркестр ВВФ заказали, трибуны для публики приготовили…
— А ресторан? — усмехнулся Колычев, помогая выбраться наружу бледному как снег цесаревичу.
— Что с его императорским высочеством? — округлил глаза адмирал.
— Укачало, — еле заметно усмехнулся Николай, осторожно ступая с трапа на бетон летного поля. — Ну вот я и вернулся…
Судя по всему, об их возвращении доложили не только аэродромному начальству, поскольку скоро на базе приземлилось множество ботов с самыми разными эмблемами на бортах. На одних красовались знаки командующего ВВФ, на других жандармского корпуса, а на двух самых больших — императорские вензеля.
— Коленька! — бросилась к сыну императрица, и, не обращая никакого внимания на присутствующих, принялась осыпать его поцелуями.
— Иди-ка сюда, брат Колычев, — с непроницаемым видом велел Марту царь и отвел его в сторонку.
На языке уставшего как собака капитана «Ночной Птицы» вертелось что-то вроде: «Мы, конечно, родственники, но не настолько близкие», но он невероятным усилием смог удержаться от неуместной остроты.
— Мне тут кое-что доложили из Чунцина, — начал император, — да я, признаться, не поверил, что ты такой дурак, чтобы цесаревича в огонь сунуть. А теперь вот вижу, что зря на твое благоразумие полагался… Ты что, мать-перемать, творишь!
— Государь, — кротко отозвался Март, когда первый приступ монаршего гнева миновал, — я со смирением приму любое наказание от вашего императорского величества, но прежде чем огласить приговор, прошу вас…, взгляните на ауру вашего сына!
— Что? — грозно нахмурясь, протянул Александр, но потом в глазах его мелькнуло понимание, и он опрометью бросился к цесаревичу и растолкал собравшихся вокруг него людей. Беглый взгляд через «сферу» подтвердил слова Колычева.
