– Джулиана, ты что… притворяешься?
Ресницы Джулианы затрепетали:
– Просто я хотела обставить свое появление на сцене как можно эффектней…
– Черт тебя побери!
Патрик отпрянул от нее. Его глаза пылали столь неподдельной яростью, что малютка Констанс спрыгнула с постели и стремглав кинулась спасаться в темном углу.
– Ты хоть представляешь, как я испугался? – зарычал Патрик. – Ведь я уже потерял брата, потом отца… и уже решил, что…
Джулиана не без труда присела в постели – голова после снадобий тети Маргарет все еще кружилась, хотя полчаса, проведенные без движения, позволили ей слегка прийти в себя. Однако, увидев, что Патрик разъярен не на шутку, Джулиана ощутила новый приступ дурноты.
– Так ты… ты подумал…
Муж изрыгнул очередное смачное ругательство и провел дрожащей рукой по волосам, отчего на безупречно чистый пол снова полетели грязные брызги.
– Это не игрушки, Джулиана! Если ты намеревалась меня наказать, то избрала для этого чересчур жестокий способ!
Эти беспощадные слова обожгли ее.
– Нет! Я сделала это вовсе не для того, чтобы наказать тебя, Патрик! И не затем, чтобы вырвать у тебя обманом романтическое признание! – Хотя тут Джулиана слегка покривила душой – она была бы рада услышать слова любви. – Когда кто-то начал ломиться в двери, я решила, что безопасней будет продолжать притворяться. Тетя Маргарет уже один раз попыталась меня отравить, и я не хотела, чтобы она насильно влила мне в горло очередную дозу яда!
Лицо Патрика побелело:
– Очередную дозу?
Его большие ладони тотчас легли на щеки Джулианы. Запрокинув ей голову, он стал всматриваться в ее глаза. Джулиана попыталась высвободиться, но не тут-то было.
– Зрачки расширены… что она тебе давала?
Джулиана вздохнула, понимая, что в муже пробудился врач.
– Белладонну…
Патрик тотчас выпустил жену и принялся медленно водить рукой перед ее глазами, выставив три пальца.
– Сколько пальцев? Говори, сколько?
– Но я выпила не весь чай…
– Отвечай, Джулиана!
Она посмотрела на него почти с ненавистью. Ему следовало бы покрывать ее лицо поцелуями, а вместо этого он ведет себя с нею, словно сельский ветеринар с недужной скотиной.
– Три! А если ты поднесешь руку поближе, то одного пальца точно лишишься! – Джулиана заправила за ухо непокорный рыжий локон. – Я лишь немного отхлебнула из чашки. Снадобье почти мне не повредило – ведь я же в сознании! Я просто вылила чай в вазу, когда тетя отвернулась. Правда, мышьяк, который она понемногу подливала мне в питье в течение всей недели, подействовал куда пагубнее…
Патрик побледнел еще сильней, и Джулиана сдержала довольную улыбку.
– Ее ошибка была в том, что она подливала отраву именно в чай. Вот если бы тетя Маргарет предложила мне шоколада… – От мысли, что в таком случае она, верней всего, выпила бы все до донышка, Джулиану передернуло. – Думаю, я долго не смогу смотреть на чай, какая бы жажда меня ни мучила.
Патрик отстранился от нее, и сердечко Джулианы защемило: она так стосковалось по его близости!
– Тетя и судья Фармингтон взяты под стражу, – сказал он. – Никто более не причинит тебе вреда.
– Мистер Фармингтон? – недоуменно ахнула Джулиана. – Но… я подумала… то есть, когда стало ясно, что Джордж ни при чем, то, может быть, это Джонатан Блайт убийца…
Патрик нахмурился:
– Блайт ни в чем не повинен, как выяснилось. Судья сознался, что это он выстрелил в Эрика. Впрочем, оказалось, что сделал он это по наущению тети Маргарет и ради нее. – Вдруг ладонь Патрика легла на живот Джулианы. – Послушай, я должен спросить… Джордж Уиллоуби что-то говорил… ну, будто… Скажи, ты беременна? Дело в том, что мышьяк, а тем более белладонна, могут пагубно сказаться на мускулатуре матки и вызвать выкидыш…
Услыхав, что в нем вновь пробуждается доктор, Джулиана вздохнула:
– Нет. Я вовсе не в положении. Моя женская природа представила мне неопровержимое тому доказательство – как раз в тот день, когда тебя бросили в тюрьму. В толк не возьму, отчего все вокруг твердят про мою беременность?
– Джордж Уиллоуби в этом совершенно уверен. Да и Маккензи счел твою тошноту по утрам верным признаком. – Вдруг его глаза сердито сощурились: – Или… ты ко всему прочему инсценировала еще и беременность?
– Ну довольно! – Джулиана оттолкнула его и с трудом поднялась с постели. – В том, что прошел такой слушок, я повинна не более всех остальных! Меня тошнило по милости твоей тетушки и ее зелий! А все прочие радостно сочли меня беременной, потому что это объясняло наш с тобой скоропалительный брак. Но повторяю: я вовсе не в положении. – Джулиана слегка покачнулась. – Но ведь мы поженились совсем не поэтому. И я хочу, чтобы ты знал: ты не связан со мною никакими обязательствами. Решительно никакими!
Чтобы произнести эти слова, Джулиане пришлось призвать на помощь все свое мужество. Но это во что бы то ни стало нужно было сделать. Да, она была счастлива, что в комнату вместо тетушки-убийцы ворвался Патрик, однако теперь мало-помалу опоминалась. Перед нею ее законный муж, который отныне восстановлен во всех правах, а вскоре с него будут сняты все обвинения.
Если она сейчас не скажет то, что должна сказать, он будет до гробовой доски ненавидеть ее!
Джулиана привыкла получать все, что пожелает, – будь то наряд, сшитый по последней парижской моде, или супруг, чей поцелуй заставляет бешено колотиться сердце. Она вышла за Патрика, потому что хотела этого. Потому что желала его! Даже сейчас ее тело, вопреки доводам разума, жаждало его долгожданных прикосновений…
Однако теперь, когда Джулиана уже отчетливо сознавала, что любит Патрика, перед нею встала задача куда более сложная.
Джулиана схватилась за столбик кровати, словно утопающий за соломинку:
– Ведь ты женился на мне единственно ради того, чтобы я не произнесла в суде показаний против тебя!
– Джулиана, ты ничего не знаешь…
– Не надо! – Джулиана умоляюще заломила руки. – Не надо щадить мои чувства! Между нами более не должно быть ни капли лжи или притворства. Обвинение в убийстве с тебя снято, ты дома, рядом с семьей, тебе возвращен графский титул. Ты больше не нуждаешься во мне! Тебе не нужно хранить верность брачным клятвам!
– О чем ты говоришь? – отшатнулся Патрик.
Полчаса, проведенные в притворном забытьи, Джулиана посвятила обдумыванию своего будущего – на случай если ей удастся выжить. Тогда, у озера, признание Патрика причинило Джулиане невыносимую боль. Да, она легкомысленна, эгоистична, порочна, о чем ни разу в жизни не сожалела, да и меняться не намеревалась. И Джулиана более всего опасалась, что именно пресловутый эгоизм вынудит ее сохранить брак…
