– Однако ж мне никогда не сравниться в благородстве речи с такими, как ты и он, – тут же дипломатично добавил Черепанов. – И мне не хватает слов, чтобы выразить, насколько приятно мне твое общество. Однако ж ты вовремя напомнил мне о моем варварском происхождении…
– Что ты, что ты!.. – махнул наманикюренными пальцами наместник. – Твое прошлое…
– Не совсем, благородный Туллий. Как ты знаешь, не столь давно я принял на службу некоторое количество варваров. Согласно указу наших преславных августов – да живут они вечно! А мой легат сенатор Дидий Цейоний Метелл («обрати внимание: не Максимин, а именно твой собрат-сенатор!») назначил двух самых выдающихся риксов кентурионами в моей когорте. Один из них, наиболее славный, в прошлом причинивший немало проблем Риму, а теперь, наоборот, способный, как полагает мудрость наших августов, в силу своих талантов оказать Империи немалые услуги, прибыл в Маркионополь вместе со мной.
– Вот как? – наместник искренне заинтересовался. – Уж не тот ли это варвар, что едва не опустошил мою провинцию?
– Он самый, – улыбнулся Черепанов. – И Питиунд Понтийский ограбил тоже он.
– У наместника Понта не было столь храброго защитника, как ты, принцепс Павел! – отвесил комплимент наместник. – Пью эту чашу во здравие августов, благодаря которым наши самые опасные враги становятся друзьями Рима!
– Виват! – поддержал Черепанов.
Они осушили кубки.
– Буду рад, если ты придешь на мой послезавтрашний пир вместе с ним, – осушив губы полотенцем, произнес наместник. – Любопытно взглянуть на того, кто обрушил стены Цекулы и сумел перехитрить всех, кроме тебя, славный павел!
– Благодарю тебя от его имени. Мы придем. И, если ты позволишь, мой кентурион-рикс возьмет с собой свою прекрасную жену, недавно прибывшую к нему из Боспора.
– Жену… – Лицо наместника выразило некоторое сомнение: не испортит ли пир дикая дочь Скифии.
– Жена скифского рикса – эллинка, – успокоил наместника Черепанов. – Более того, уроженка Сирии, так что манеры у нее наилучшие! – польстил сирийцу Менофилу Геннадий.
– В таком случае пусть приходят вдвоем, – кивнул наместник. – А теперь скажи мне, славный воин, почему ты игнорируешь этот замечательный пирог…
– Все в порядке, – сообщил Коршунову Геннадий, возвратившись в гостиницу, где они остановились. – Вы приглашены. Оба. Послезавтра я представлю тебя и ее этому индюку-сенатору – и о прошлых прегрешениях твоей Насти можно забыть. Но до сего времени лучше будет, если ее настоящее имя останется в тайне. Жена кентуриона Алексия – этого вполне достаточно.
В этот день произошло еще одно замечательное событие: Черепанова наконец догнало письмо от Корнелии.
«…Я по-прежнему живу на нашей вилле близ Лютеции [61] и, скорее всего, там и проведу остаток лета, – писала дочь консуляра Антония Гордиана. – Отец полагает, что ближе к границам сейчас небезопасно. Наверное, он прав, но я бы охотно поехала в одну из наших паннонийских латифундий. Тогда ты смог бы меня навещать… очень хочу тебя увидеть! Было бы замечательно, если бы ты нашел возможность приехать в Рим на Юпитеровы игры… [62] возможно, и отец мой сумеет приехать из Африки. Дед [63] обещал отпустить его… В Риме опять беспорядки… убили префекта… в середине лета в городе совершенно невозможно: жара, миазмы, комары… Не понимаю, как люди могут там жить… Отец пишет, что тоже хочет с тобой повидаться. Даже в Африке знают о твоих победах. В Лютеции… я иногда выезжаю туда, чтобы развлечься… там боятся усиления Максимина. Говорят, он очень жесток и в гневе способен убить. Надеюсь, тебе ничто не угрожает? Говорят, скоро будет большая война с германцами. Но ты об этом, конечно, уже знаешь… береги себя, дом, Геннадий! Помни, что ты мне дорог!
Твоя Корнелия».
Геннадий коснулся губами розового папируса. Египетская бумага слабо пахла сандалом и розовым маслом. «Твоя Корнелия». Подполковник улыбнулся. На душе было тепло и сладостно. Он больше не завидовал Лехе. Конечно, его Настя – красавица и умница, но до дочери сенатора Гордиана ей далеко. Перед его мысленным взором встала Корнелия – чистая, утонченная, благородная, юная… да их даже сравнивать нельзя! Вот он, Черепанов, никогда не женился бы на гетере . Хотя по здешним понятиям это – не позор, даже почетно. Но как можно брать в жены женщину с таким прошлым?
«Вот черт! Куда это меня занесло! – отдернул себя Геннадий. – Не твое дело, кем была жена Лехи. Леха – твой друг, и она его устраивает. И не тебе, подполковник, брезгливо кривить морду, вспоминая кому-то прошлое. О своем, блин, лучше подумай…»
Но думать надо было не столько о прошлом, сколько о будущем. Следовало отмазать Коршуновскую Настю и его самого. Капитально отмазать. Так, чтобы потом никаких расследований и разборок. Реально это? Вполне. Менофил, лиса краснополосая, однозначно дал понять, что хочет со мной дружить. И с Лехой он тоже будет дружить, если вложить в него мысль, что дружба с таким авторитетным риксом – гарантия безопасности провинции. А так ли это? Хорошо бы на эту тему с Лехой перетереть…
Глава тринадцатая Наместник Нижней Мезии Туллий Менофил (продолжение)
Надо признать: выглядела Анастасия сногсшибательно. Одетая, накрашенная и завитая по последней римской моде, в дорогих шелках и украшениях, которыми не могла похвастаться ни одна знатная матрона Маркионополя. Даже у присутствовавших здесь дочерей самого наместника Туллия побрякушки были скромнее. Ничего удивительного. Наместник Туллий – очень богатый человек, но его богатства – это в основном вклады и недвижимость. Держать собственность в виде драгоценностей – типично разбойничий подход. Однако в данном случае эффект был достигнут. Более того, Леха Коршунов смотрелся ничуть не хуже своей жены (ее же стараниями) и намного респектабельнее своего командира. Черепанов, в своих парадных доспехах, выглядел рядом с расфранченным младшим кентурионом, как селезень рядом с павлином. Мысленно он сделал в памяти зарубку: использовать умения Лехиной подруги для повышения собственной респектабельности. Сразу видно: она понимает в этом толк. Было бы совсем неплохо предстать перед Корнелией (и прочей аристократией) не суровым солдатом, а изысканным вельможей.
– Благородный сенатор Туллий, позволь представить тебе, владыке важнейшей из римских провинций, моего друга и подчиненного, недавно повелевавшего дикими скифскими воинами, соревновавшимися в доблести с нашими легионами. Бывший рикс гревтунгов, а ныне кентурион моей когорты Алексий Виктор, прозванный Коршуном.
