Этого длинного, с плоским носом и совиными глазами, я видел впервые. Зато слыхать и раньше приходилось. Калхант-троянец, смертный враг Приама, а заодно – прорицатель. Поговаривают, именно он помог в давние годы Гесиону из Трои увезти. С тех пор тут, в Микенах, кормится.
– Приам ее, Елену, обнял, в щеки расцеловал, дочерью назвал...
Тихий стон – жалобный, полный боли. Бедняга Менелай! Сидит рядом со мною, головой белокурой мотает, ни на кого не смотрит...
А я смотрю. Смотрю – и удивляюсь. Семеро тут нас, в маленькой горнице, что за парадными покоями спряталась. Мы тоже спрятались, чтоб не мешал никто. Хвала богам, трона тут нет, на лавках сидим. У окна – Агамемнон нос в грудь уткнул, одесную от него Нестор Сивая Борода (бородища!), ошую – Менелай, рядом с белокурым – я. Любимчик у дверей пристроился, Калхант-троянец посреди стоит (негоже ему сидеть!). А рядом с Лаэртидом кто?
Вот этот «кто» меня и занимал. Низенький, толстенький, улыбчивый, борода светлая кудряшками. Сидит, жмурится, словно ему светильник глаза режет. На пухлых пальцах – перстни, фибула камнями белыми светится...
Зачем мы здесь – понятно. Зачем Калхант – тоже (кого же еще по такому делу советчиком звать?). А пухлый для чего?
– В Трое праздник начался – целый месяц продлится. Игры, пиры... Соседи съезжаются – из Мисии, из Карии, из Лидии...
Это все я уже знал – Атрид поведал. Разве что про соседей не сказал. Выходит, вся Азия на свадьбу пожаловала!
– Это вызов, господа мои! – вздыхает Нестор Сивая Борода. – Вызов нам всем! Всей Элладе!
Никто не спорит. Вызов, конечно. А я-то надеялся, что Приам образумит сынка-козопаса!
– Продолжай, Калхант! – негромко бросает Агамемнон.
– Да, ванакт, – кивает троянец. – Хочу напомнить, что со всеми соседями у Приама – военный союз. Но не это главное. Приам – данник Тиллусия, хеттийского ванакта. По сведениям лазутчиков, хеттийские войска перебрасываются с севера, где они воевали с каска, на запад к Геллеспонту. Сыновья Солнца, личная стража Тиллусия, покинули столицу и тоже идут на запад. Якобы на учения. Хочу напомнить: у хеттийцев – железные мечи...
А это уже не просто вызов. На ловушку смахивает!
(А хорош прорицатель! С такими лазутчиками и волю богов угадывать не требуется!)
Хмурится Агамемнон, носом дергает, бороду свою козлиную на палец наворачивает.
– Что нам делать?
Тихо так спросил. Словно пожаловался.
Переглядываемся. А и в самом деле – что делать?
– Посольство направить, – вздыхает Сивая Борода. – Потребовать, к богам воззвать... Да только поможет ли?
– Закрыть все гавани! Схватить троянских купцов, задержать товары. Наши корабли – на море! Ни одной их лодки не пропускать!
Ого! Молодец, Менелай! А я думал, он только вздыхать да стонать будет!
– Диомед?
А что – Диомед? Куретов я своих через море направлю, что ли? Верхом на нереидах...
– Посольство надо, – задумался я. – И не только к Приаму. Следует написать ванакту Хаттусили. Но не прямо, а через кого-нибудь из ахейцев, его данников. Через Телефа Гераклида, например, того, что в Мисии правит. Думаю, хеттийцы не захотят войны. На севере у них каска-людоеды, на востоке – урарты. Скорее всего, можно будет сторговаться. И еще...
Говорить? Пожалуй, стоит. Надо!
– Следует прекратить этот крик о войне! Заткнуть глотки! Иначе не мы решать будем, и даже не те дураки, что в харчевнях орут. Эллада просто взорвется. Как котел с закрытой крышкой!
...Прав Протесилай Чужедушец! Кипит по всей земле, кипит! Пьяницам дали понюхать вина...
– Одиссей?
Встал Любимчик, ухо почесал. Ну, чего скажешь, рыжий?
– Посольство... Можно посольство. Только купцов хватать я бы не спешил. Тут иначе нужно...
А сам мне подмигивает. Сейчас выдам, мол!
– Сначала нужно написать на Кипр, Исин-Мардуку, представителю Дома Мурашу. Вся торговля на Лиловом, то есть, Эгейском море ведется на их серебро. Войны они не захотят. А Приам им две тысячи талантов должен. И в Трое кое с кем поговорить можно, из тех, что с нами торгуют. Отец там знает некоторых...
– Возьмешься?
Повеселел Агамемнон, нос копьем выставил. Да и мне легче стало. Хитер Любимчик, нечего сказать! А главное, никто из нас о войне не заговорил. И вправду, одно дело аэдам-винопийцам внимать и про Лигерона-поджаренного языками молоть, другое – со всей Азией сцепиться!
– Возьмусь, – вздыхает Лаэртид. – Только побыстрее бы мне! Домой, на Итаку, нужно...
– Я... Я тоже поеду! – вскочил белокурый, шеей худой дернул. – Ее... ее увижу, поговорю!
Бедняга Менелай!
– Паламед?
Какой-такой Паламед? Ах да, пухлый! Ну-ка, изреки слово золотое!
Встал толстячок, пальчиками повертел, стер улыбку с лица.
– Война! И только – война!
Может, я не прав, мама? Ведь люди всегда воевали, папа воевал, все мои родичи, друзья, их родичи. Да и я сам! С шестнадцати лет – четыре войны, а мне ведь только двадцать! Но тут что-то не так. Не так! И дело даже не в нас, недобогах, выродках с ИХ кровью. Верно сказал дядя Геракл – чего нам бояться? Все равно жизнь известно чем заканчивается, куда мы все от Гадеса денемся? Но сейчас – зачем? Бросить Элладу на Трою, Европу на Азию – и что дальше? Уйдут тысячи, десятки тысяч, а сколько вернется? Атридова мечта о Великом Царстве – бред, мы не удержим даже Троаду, сил не хватит, а на севере еще Гилл с дорийцами, которые только и ждут, пока мы повернемся спиной. Воюют за землю – свою и чужую, за добычу, за многое еще, и не вспомнить даже. Но эта война – за что? За Елену? В такое только добрые микенцы, что в харчевнях Диониса славят, поверить могут. Ну, и еще Менелай, конечно. Только белокурому не война нужна – Елена ему нужна! А нам? Что нам нужно?
Но ведь слушали этого пухлого! И еще как слушали! И про Великое Царство, и про хеттийскую слабость, которая нам всем на руку, и про то, что флот наш лучше, и про раздоры на Востоке – иди торной дорожкой хоть до самого Кеми, да трофеи подбирай! Туда, быть может, и дойдем (если зверобоги кемийские пустят), дури хватит. А обратно?
Ах, да! Слава еще! В веках слава! Воспоют аэды, и подтянет-подпоет всяк сущий-ведающий ахейский язык песнь про нас, героев-разгероев! Только не верится что-то! Наломаем дров, погубим людей, а уцелевшие затянут чего-нибудь этакое: «К вам, о друзья, я пришел с достославной войны, что затеял дурак-рогоносец!..» Этого хотим?
Папа не прятался. И я прятаться не буду. Но ведь не о моей дурной этолийской башке сейчас речь!
Может, я не прав? Может, правы они?
Мама! Почему ты молчишь, мама?
* * *
– С Эвбеи Паламед этот, сын Навплия-басилея, – вздохнул всезнайка-Любимчик. – Навплий, он... Как и мой батюшка он, добычу вместе делят. Мы, в общем, родичи. А Паламед...
