Глава 1,
в которой становится очевидно, что ложь, коварство и предательство в государственных масштабах – это и есть политика
В Киеве цвела весна. Первая весна, приветствуемая звоном колоколов, пусть небольших, деревянных, но всё же – церквей. Первая христианская весна на Руси.
С весной пришли первые гости с юга. Из Тмуторокани. От угров. От булгар… А также – из Византии. Прямо из императорского дворца.
Василевс Василий делился с крестником добрыми новостями. Порядок в империи восстановлен. Последний предводитель мятежников, освобожденный из заключения после смерти своего противника-союзника-тюремщика Варды Фоки, Склир собрал было новую повстанческую армию, но Василий решил дело миром. Мятежный Склир с благодарностью принял великодушное предложение императора, присягнул василевсу, распустил войско и удалился на покой. Тоже понятно: годков бывшему доместику схол было уже немало.
В общем, всё хорошо нынче в Константинополе, оптимистично сообщал крестнику василевс. Вино – рекой, злато – мешками, пшеница – в человеческий рост. С Божьей помощью, разумеется. А как у вас?
А у нас, как говорится, только квас.
– Что-то я не понял, – произнес Владимир, когда Духарев закончил чтение послания. – Что же брат мой не написал, когда мне ждать мою невесту Анну?
– Я бы на твоем месте, княже, спросил не когда, а ждать ли?
– О чем ты? – насторожился Владимир.
Далекий от наивности великий князь киевский по-прежнему полагал себя родичем ромейского василевса и верил ему безоглядно. Что ж, пора кое-кому избавиться от иллюзий.
Из собственных источников Духарев знал, что тему порфирогениты Анны, невесты росского архонта, в Константинополе закрыли в тот самый день, когда Склир распростерся перед Василием Вторым.
Надобность в союзниках-скифах отпала. Во всяком случае, так полагал Автократор. А договора и клятвы… Это же политика. Кто дал обещание, тот может его и обратно взять.
Но как вложить этот факт в сознание новообращенного христианина Владимира, который всё еще беззаветно верил слову величайшего христианского монарха? Напомнить, что вера в Христа не мешает ни ромеям, ни германцам-франкам-фризам обманывать, и более того, убивать единоверцев? Нужен наглядный пример. Причем, напрямую связанный с самим Владимиром. И кажется, у Духарева есть подходящая идея…
– Вели подать договор, что заключил ты с императором ромеев, – попросил Сергей Иванович, а когда просьба была выполнена, развернул пергамент и ткнул пальцем:
– Гляди, княже, вот здесь написано: «…Договор сей заключен между императором ромеев богопомазанным Автократором василевсом Василием Вторым и Василием Первым, кесарем и василевсом росским…» А теперь здесь… – Сергей Иванович сунул великому князю под нос новое письмо: – «…дружественному нам архонту племени россов…»
– И что? – спросил Владимир, не понимая или попросту не желая понимать очевидное.
– А то, – пояснил Духарев, – что договор этот владыка ромеев заключал с будущим мужем порфирородной кесаревны Анны, который по праву брака становится не только родичем его, императора, но и обретает право на титул «василевс», что означает также «царственный» или «монарх», то есть единовластный правитель. Василевсом стал хакан Булгарии, женившись на византийской кесаревне, даже и не порфирородной, как Анна. А теперь думай, княже, почему ромейский император более не величает тебя василевсом?
– Анна… – пробормотал Владимир растерянно. – Ты хочешь сказать, что он не пришлет ее мне?
Духареву было странно и непривычно видеть великого князя таким… Смятенным… Но тем более твердо он произнес:
– Нет, не пришлет.
– Но он клялся именем Христовым… Ужель не боится гнева Божьего?
– Думаю, он полагает, что Бог его простит, – ответил Духарев. – Иисус милосерден…
– Я почитал его братом и наставником, а он обманул меня… – пробормотал Владимир.
– Он – Автократор, – пожал плечами Духарев. – Единовластный правитель государства. Если интересы державы требуют, чтобы государь отступил от клятвы, или государь полагает, что интересы державы того требуют, он – отступает.
Владимир молчал. Думал. Сергей Иванович с большим интересом наблюдал, какое решение примет Владимир. Рассердится, вспылит? Или простит? А что, он и в самом деле может простить. Тому, кто следует заповедям Божьим, прощать – добродетель…
Возможно, добрый христианин Василий и простил бы своего крестного. Но князь киевский Владимир – нет. Хотя и сердиться он тоже не стал, ибо не пристало великому князю кричать и возмущаться, будто какому-нибудь обманутому купцу.
Владимир подумал немного, а потом усмехнулся. Жестко. Холодно. Опасно. И произнес небрежно, будто речь шла о сущей мелочи:
– Ты опять прав, князь-воевода. Государь – рука Божья над землями и людьми. И посему должен думать не о собственных желаниях, а о том, что есть благо государству моему. И благо это… – Усмешка пропала, лицо Владимира вдруг напомнило Сергею Ивановичу лицо прежнего киевского князя Святослава, когда тот узнал, что во время его отсутствия к Киеву подступили печенеги: – …И благо это – вразумить брата моего василевса ромейского и уберечь его от нарушения данной пред Богом клятвы! А буде не пожелает он внять вразумлениям моим, то и – принудить!
Вот это по-нашему, порадовался Духарев. Но стоит ли так… резко?
– Пойдешь в поход на ромеев? – с некоторым сомнением произнес Сергей Иванович. – Я бы не советовал. Константинополь далеко. Даже если ты сумеешь досадить императору Василию (что будет непросто, потому что он нынче, после сдачи Склира, вошел в полную силу), то оставлять так надолго собственные рубежи – опасно. Богуслав Польский только и ждет удобного случая, чтобы вцепиться нам в бок.
– И опять верно говоришь, – Владимир вновь усмехнулся. – Далеко Константинополь. Но есть кое-что поближе…
Глава 2
Нелегкая жизнь имперской окраины
Фема Таврика, крымская провинция Византии.
Город Херсон
Фемный стратиг патрикий Михаил Херсонит скрепил документ собственной печатью, откинулся на спинку стула и задумался. И было над чем.
Две недели назад ему донесли, что по Борисфену[62]спускается к морю большая флотилия россов. И не менее двух тысяч всадников сопровождает ее по суше.
Это внушало опасения.
Формально между Византией и россами – мир. Более того – дружба, ведь именно архонт россов помог нынешнему Автократору сохранить красные сапоги[63]и всё, что к ним прилагается. Более того, Благочестивый лично привел архонта язычников к Христу и повелел скифу крестить дикий народ свой, для чего дал ему в сопровождение достаточное количество священников и даже двух епископов. Как доносили верные люди, предводитель россов повеление выполнил и подданных своих крестил. Казалось бы, всё замечательно. Но патрикий Михаил слишком хорошо знал варваров, чтобы поверить в столь быстрое превращение хищных волков в добродушных пёсиков. Родившийся здесь, в Херсоне, патрикий принадлежал к высшей фемной знати, и его назначение на пост стратига было уступкой Константинополя этой самой местной знати.
