Со своего места поднялся представительный и дородный Роман Буйносов – из рода княжеского, древнего.
– А позволено узнать будет: кто входит в Совет Высший Государев? – с плохо скрытой надеждой спросил боярин.
Князь-кесарь медленно развернул (чисто для вида) бумажный свиток, поморщился и огласил – важно, с чувством и расстановкой:
– Глава Верховного Государственного Совета – государь всея Руси – Романов Пётр Алексеевич. Постоянные участники: князь Нарышкин, Лев Кириллович, князь-кесарь Ромодановский, генералы Лефорт, Шеин, Головин и Апраксин, полковники Брюс и Меньшиков! Всё на этом!
По залу прокатился лёгкий ропот недовольства. С трона снова поднялся Пётр, ропот тут же стих.
– Что, думали, в Совет войдёт человек тридцать-сорок? – с признаками лёгкого гнева спросил царь. – Чтобы языками было удобней трепать по-пустому? Не выйдет! Только дельные мне нужны люди, умеющие быстро думать… А вы, столбовые, о деньгах беспокойтесь! Денег нынче мне очень много надобно будет… Кстати! – смягчился неожиданно. – Князь Ромодановский не успел сказать, что есть и второй список – приглашаемых членов Совета Высшего. Их по отдельным вопросам будут привлекать. Кто в списке том? Сами прочтёте потом или глашатая послушаете на Красной площади…
А ещё через час, получив от Петра условленный знак, и Егору пришлось выступить перед Думой боярской.
Чуть волнуясь (Дума всё-таки!), он поднялся на помост, встал на три метра правее трона Петровского, огласил очередной царский Указ:
– Он, государь, милосердуя о людях своя, решил: создать особую Бурмистрскую палату.
Бурмистры, входящие в ту палату, должны ведать расправными, судебными, таможенными и купеческими делами, а также – сборами всех доходов государственных. Выбирать в бурмистры надлежит из людей деловых, купеческих, а также содержащих заводы и фабрики…
Текс указа был очень длинным и развёрнутым, а суть его заключалась в следующем: права и полномочия бояр и воевод на местах сокращались до минимума. Более того, эти вышеозначенные важные персоны максимально удалялись от финансово-денежных потоков. «Да, это удар ниже пояса по знати родовитой!» – в уме поаплодировал царской придумке Егор, а вслух пояснил:
– Членом русской Бурмистрской палаты может быть любой человек – вне зависимости от рода, нации и пола. Главное, чтобы он для России сделал что-нибудь полезное. Например, соорудил лесопилку на водяном приводе как братья Баженовы. Или построил серьёзный корабль и начал самостоятельно торговать с Европой, как архангельский купец Никифоров. Вот ещё: Нарышкин Лев Кириллович совместно с компаньоном в городе Туле заложили завод оружейный, что вдвойне похвально…
– Что там было про баб? – раздался недовольный голос с дальних рядов.
Уловив краем глаза, что Пётр напрягся на троне и готов дать волю своему царскому гневу, Егор многозначительно кашлянул – мол, сам управлюсь, и ответил – подчёркнуто спокойно:
– Не про баб, а про женщин! Да, и женщины могут входить в палату Бурмистрову… Привожу конкретный пример. Моя жена – Меньшикова Александра Ивановна. Она является совладелицей мыловарни в Долгопрудной слободе. Следовательно, может, если изъявит такое желание, войти в состав той палаты… Всем всё ясно? А если вам не понятны слова Указа царского, то я сейчас сюда приведу полк Преображенский, и каждый тугодумный у меня получит по пуле свинцовой! – В подтверждение серьёзности своих слов Егор выхватил из-за пояса двуствольный пистолет саксонской работы и дуплетом пальнул в дворцовый потолок…
– Молодец, Алексашка, молодец! – от души хохотал Пётр…
Вечером, когда все званые гости разъехались по домам, а сам царь (в сопровождении надёжной охраны) отправился на Кукуй, на встречу с достославной красавицей Анной Монс, Фёдор Ромодановский предложил Егору:
– Ну что, Александр Данилович, сдвинем наши чары за бесповоротный конец Времени боярского? Как думаешь?
– Сдвинем! Чего ж не сдвинуть? – согласился с ним Егор, а про себя подумал: «Это сейчас, в конце века семнадцатого, закончилась боярская Эра. А вот в самом начале века двадцать первого она в России начнётся снова… Уж я-то это знаю точно! По всей стране рассядутся жадные бояре да воеводы и, абсолютно ничего не делая полезного для России, воровать будут – не хуже предшественников своих. Только вместо шуб соболиных да шапок бобровых будут на них надеты костюмы шикарные и галстуки цветастые. История, она по спирали развивается, мать её…»
Глава девятнадцатая
По Дону-батюшке и морю Азовскому
Вечером следующего дня в шикарном московском доме Лефорта состоялся небольшой, но весьма пышный бал: вино дорогущее, европейское, лилось рекой, подавались кушанья изысканные, непривычные русскому желудку, искусные музыканты – в раззолочённых камзолах и напудренных париках – без устали играли что-то восхитительно небесное…
Санька танцевала только с Егором, а он – только с ней да с пожилыми дородными матронами, к которым жена заведомо не могла приревновать.
– Саша, ты опять скоро уезжаешь? – жалобно шепнула ему на ухо Санька во время плавного немецкого менуэта. – Когда? Уже скоро? Надолго?
– На днях, моё сердечко! – честно признался Егор. – Месяца на три, наверное, может, на три с половиной… А когда вернусь, так сразу, вместе с детьми, и отъедем в Александровку нашу желанную. Хоть октябрь месяц и большую часть ноября да проведём там…
Действительно, приходилось торопиться: стояли последние июньские деньки, а ещё предстояло добраться до Воронежа, спуститься по Дону до Азовского моря, выйти в море Чёрное, доплыть до Константинополя, заключить мирный договор с Османской Империей и вернуться к родным российским берегам – до начала затяжных осенних штормов…
Перед самым началом праздничного фейерверка к их столу подошла Петрова сестра Наталья, ведущая за руку царевича Алексея.
– Здравствуйте, тётя Александра и дядя Саша! – звонко приветствовал мальчишка, нетерпеливо приплясывая на месте.
– И вам здравствовать, господа высокородные! – по-свойски подмигнув царевне Наталье, вежливо ответил Егор. – А как, Алексей Петрович, твоё здоровье? После нашего утреннего занятия? Ничего не болит?
– Нормально всё, дядь Саша! – бойко ответил наследник престола российского и вопросительно посмотрел на свою воспитательницу: – Тёть Наташа, вона – Картен Бранд, мой дружок очень хороший. Можно, я к нему один подойду? Нам посекретничать тайно с ним зело надобно!
– Иди уже, иди, пострелёнок, что с тобой поделаешь! – благодушно разрешила царская сестра, выпуская мальчишескую руку из своей ладони, улыбнулась Егору: – Знаешь, Александр Данилыч, Алёша мне битых два часа рассказывал про ваше занятие утрешнее! Да про то, какой ты у нас сильный да ловкий. Только вот побаливают у мальчонки после этого руки и ноги, да и животик… Он ничего не говорит, но я-то вижу! Может, чересчур ты усердствуешь? Пожалей уж ребёночка-то… Не рано ли ему заниматься карате этим?
