– Моя репутация – не велика цена за спасение твоей задницы, Хавершем. Я сам все это затеял, сам и буду расхлебывать. Видишь ли, я пошел на эту изящную хитрость на всякий случай и надеялся, что этот случай никогда не настанет. Я даже не намеревался тебе об этом говорить. А знаешь почему? Потому что считал ваш с Джулианой союз весьма… э-э-э… перспективным.
Теперь Патрик уже вообще ничего не соображал.
– Но ведь ты говорил, что схитрил, на тот случай если мы с Джулианой не сойдемся…
– Когда я мухлевал с бумагами, я еще не знал Джулианы. Но во время нашего совместного путешествия из Морега я познакомился с нею куда лучше. Она забавна и сметлива, при этом вполне может раздражать кого угодно – в особенности тех, кто не подозревает, что за ее эксцентричностью скрывается острый ум и нежное сердце.
– Но ты… ты же только нынче утром твердил, что я не должен ей доверять!
– А это я тебя проверял. Любой, кто видит чуть дальше собственного носа, заметил бы, что вы дорожите друг другом. Она искренна в желании помочь тебе и ставит твои интересы превыше собственных. Чем не прекрасная прелюдия к долгой и крепкой любви?
– Стало быть, ты считаешь, что мне не следует давать ей развод? – пробормотал совершенно сбитый с толку Патрик.
– Я считаю, что тебе следует хорошенько подумать, Хавершем.
Патрик, моргая, смотрел на друга. Прошло несколько минут, прежде чем он заговорил:
– Думаю, ты полагаешь, что я должен за все это сказать тебе спасибо. Надеюсь, ты простишь меня, но я вовсе не ощущаю благодарности…
Джеймс бесцеремонно отобрал у друга графин:
– Куда важней, будешь ли ты мне благодарен в будущем. Но как бы там ни было, теперь ты знаешь: есть способ предоставить твоей жене свободу от брачных уз. – Качая головой, он наполнил свой стакан: – Но будь я проклят, если понимаю, с какой стати тебе это делать…
Патрик решительно поднялся по винтовой лестнице и направился, чеканя шаг, к дверям спальни. Вместо того чтобы успокоить нервы, бренди начисто лишил его благоразумного стремления разрешить эту шараду цивилизованным путем.
Отчаяние, побудившее Патрика искать утешения в горячительном, после беседы с Маккензи сменилось первосортным бешенством. Он был готов убить Джеймса за выдуманную им уловку. И злился на жену за то, что она вздумала желать развода!
Но более всего Патрик злился на себя – и в первую очередь потому, что некогда солгал Джулиане…
На улице, похоже, шла нешуточная борьба стихий: за окнами коридора брезжило нечто напоминающее закат, но чуть выше в небе по-прежнему клубились угрожающе-черные тучи. Янтарные лучи вечернего солнца, упавшие на ковер и на его грязные башмаки, словно подсказывали Патрику, что ему тоже предстоит борьба и что он должен во что бы то ни стало разрубить этот гордиев узел! Да, он желал Джулиане счастья. На сей счет Патрик не солгал Маккензи. Правда, слукавил самому себе. Увы, как бы это ни было эгоистично, но он желал, чтобы Джулиана была счастлива с ним…
Патрик распахнул дверь спальни, и сердце его сбилось с ритма. Вместо того чтобы собирать вещи в преддверии отъезда в столицу, Джулиана спокойно стояла возле ванны, над которой поднимался пар.
Она обернулась. На ее лице играли всполохи пламени от пылающих в камине дров. Джулиана сменила платье на прозрачный пеньюар, который напоминал сотканный из осенней паутины наряд сказочной феи. Благодаря огню в камине и горячей воде в комнате было жарко. А эта дьяволица к тому же распустила волосы! Они пламенной волной струились по ее спине, и огонь камина словно высекал из них янтарные искры. Патрику мучительно захотелось запустить пальцы в это огненное великолепие. Только бы не обжечься…
– Ты вернулся.
Голос Джулианы звучал спокойно. Бог знает, что у нее на душе…
Патрик прикрыл дверь по возможности плотно – насколько позволял замок, недавно сломанный им же самим.
– Прости. Мне следовало сперва постучаться…
Его бесцеремонность отчасти извиняло то обстоятельство, что сейчас Патрик всецело был озабочен будущим счастьем супруги, а вовсе не ее грудью, просвечивающей сквозь тонкую ткань.
Впрочем, он почему-то тотчас же стал думать именно о ее груди…
Патрик шел к жене, чтобы поговорить, обсудить все возможные варианты их будущего в надежде на то, что в ней сохранилась хотя бы искра того огня, что опалил их обоих тогда ночью, в беседке. В надежде, что это пламя еще можно разжечь. Но когда Джулиана выпрямилась, лучи закатного солнца заплясали по тонкой ткани пеньюара, обрисовав все соблазнительные изгибы ее роскошного тела.
Небо и ад. Хорошенькая прелюдия для беседы о разводе…
Тотчас проснувшиеся мужские инстинкты неумолимо вытеснили из бедной головы Патрика все то, о чем он собирался ей сказать.
– Я помешал тебе купаться, – с донельзя глупым видом пробормотал он. – Лучше я вернусь, когда ты будешь… м-м-м… в более презентабельном виде.
– Это твоя спальня, Патрик. – Уголки пухлых губ приподнялись в полуулыбке, и Патрик ощутил, что пол уходит у него из-под ног. – Тебе не нужно ни стучаться, ни уходить. И ванна эта вовсе не для меня. Я приказала подать ее для тебя.
Теперь лицо его непостижимой жены было озарено ослепительной улыбкой, отчего ее одеяние стало казаться еще прозрачней. Кружевная кайма колыхалась вокруг ее стройных лодыжек, и взгляд Патрика, скользнув выше, помимо воли оказался прикован к волнующему абрису бедер. А Джулиана подошла еще ближе, и ноздри Патрика уловили сводящий с ума аромат корицы, аромат его жены…
– Нам надлежит обсудить наше с тобой будущее. А ты весь в грязи и вообще, похоже, не мылся с самого дня ареста. Я предпочту беседовать с вымытым мужем.
Патрик судорожно сглотнул:
– Даже если речь пойдет о том, как мне перестать быть твоим мужем?
Джулиана протянула к нему руку, в которой что-то сжимала. Патрик силился осознать происходящее и не мог. Ведь меньше часа назад она отшатнулась от него словно от прокаженного, а теперь… теперь со всем возможным знанием дела соблазняла его. Неужели это всего лишь очередная демонстрация ее блистательных актерских способностей? Или все же нечто иное?
Джулиана медленно разжала руку. На ее розовой ладошке лежал всего-навсего кусочек мыла.
– Ты на самом деле полагаешь, что ванна важней нашего с тобой разговора? – спросил Патрик.
– Для тебя – определенно, – последовал твердый ответ.
Он взял у нее мыло. Согретое рукой Джулианы, оно благоухало. От него исходил поистине неземной аромат, и, Патрик наконец понял, почему ее кожа всегда пахнет корицей. Боже, как умудрилась эта благоуханная, изнеженная, чертовски неудобная леди вторгнуться в его простую, упорядоченную жизнь, где требования гигиены были далеко не на первом месте?…
