— Ты думаешь, что той ночью в Гатчине он просто оказался слаб в коленках? — засомневался я. Я, хоть и видел Олега Таругина всего пару раз, как-то слабо представляю его рыдающим перед офицерами.
— Да, ты в ударе! — хлопает меня по плечу Владимир. — Михень, это надо запомнить, а может быть и записать. Наш enfant terrible[15] просто слаб в коленках!
Затем Владимир согнал с лица улыбку и ответил совершенно серьезно:
— Слаб в коленках? Пожалуй, нет. Я так не думаю. — «Братец» снова выпустил клуб дыма, отхлебнул коньяку и задумчиво продолжил: — Алексис, я рад, что ты, вечно чуравшийся всех этих дел и обходивший политику третьей дорожкой, завёл этот разговор. Многое меняется сейчас, и если ты позволишь, я дам тебе один совет. Когда мне надо узнать, что надеть на смотр, я смотрю на термометр Реомюра. А во внутриполитических делах я ориентируюсь на поведение Змея.[16] Скажу тебе как новичку — он самый замечательный индикатор. Змей мудр, хладнокровен и хитёр. К тому же он смотрит далеко вперёд, выпестовывая будущее уже сегодня, задолго до того как оно наступило. Он последователен в своих действиях и нетороплив, но если возникает нужда, то, приняв решение, он становится неукротим и молниеносен. — Владимир сделал небольшую паузу и печально закончил, — он всегда добивается своего.
— К чему это всё? — недоумеваю я.
— К тому, что сейчас он застыл и не предпринимает никаких действий. Не думаю, что его можно чем-нибудь удивить. Он ждёт некого результата. А, значит, не предпринимаю резких движений и я. Это же советую и тебе. Многие сейчас делают ставки на будущее, но у многих эти ставки сгорят. Наш дорогой брат Сергей тебе в пример.
Я невольно скривился. Он-то здесь причём?
— Что ты морщишься? Поверил в дурацкие слухи, распускаемые Цецилией[17] или тебе не по душе, что он хотел свести Ники с сестрой своей жены? Ты сам прекрасно знаешь, наш богомольный идальго не содомит,[18] а наше премилое общество навесит подобный ярлык на любого, не имеющего минимум двух любовниц. Его идея о браке наследника с принцессой Гессенской далеко не глупа. Это шанс укрепить родственные связи со старушкой Викторией и немного сгладить наши отношения с Англией. Вот уж с кем нам сейчас не нужно войны, так это с британцами. Силы как ты понимаешь, далеко не равны, а наши союзники, скажем откровенно, пока слабы.
— Ладно, оставим. Скажи мне, мой милый брат, с чего ты взял, что я планирую предпринять нечто способное повлиять на общую ситуацию? — деланно удивляюсь я.
— О! — Владимир поднимает указательный палец. — О вашей вялотекущей размолвке с Шестаковым знают все заинтересованные лица. И уж, прежде всего те, кто его поддерживает. Точнее представители той партии, к которой он принадлежит. Сейчас ты спешишь воспользоваться ситуацией, посчитав, что смерть Каткова резко ослабила их позиции и позволит тебе провести желаемую рокировку.
— Ну и что же? Изволь договорить! — настаиваю я, про себя подумав: «а ведь это и твоя, «братец», партия!»
— С какой целью мой брат, сказавшись больным, зарывается на две недели в бумаги, вороша и прошлое и текущее одинаково тщательно, словно в поиске некой жемчужины? И выздоравливает только после того как на «болезнь» обращает внимание Александр? — прищурившись, спрашивает Владимир.
— Не понимаю о чём ты! — я «включаю дурака».
— Кого ты думаешь назначить на пост главы Морского ведомства? — теперь напирает Владимир.
— Я думаю Лихачёва.[19] Талантлив и умён, деятелен и честен! — признаюсь я.
— Лихачёв… И кто бы мог подумать. Ярый приверженец дядюшки Константина. Весьма нетривиальный ход! — Он откидывается в кресле и поглаживает рукой бородку. — Позволь поинтересоваться, когда твой Лихачёв последний раз был при дворе? У него есть команда готовая его поддержать? Кто встанет на ключевые места в ведомстве? Не только преданные, но и компетентные? Почему ты думаешь, что Лихачёв сработается с теми, кого на посты расставил ты, а не он?
Я молчу, ибо не знаю, что ответить. Зря я разоткровенничался, зря. Владимир улыбается краешками губ.
— Мой простодушный брат, ты думаешь, что садишься за покерный стол, а сам оказываешься на шахматной доске! — многозначительно произносит «братец», сполна насладившись своим триумфом.
— Я предпочту играть партию, а не быть играемой фигурой! — упрямо отвечаю я.
— Большая ошибка так думать! — хихикает Владимир. — Но ты не одинок в своём заблуждении. Таких множество!
— Алексис, хочу вам заметить, что раньше ваше лицо отличалось великолепной отрешенностью от житейской суеты! — внезапно вмешивается Михень. — Сейчас же, пытаясь заняться делами серьёзными, вы волнуетесь. Это заметно даже мне.
— Даже Михень читает тебя сегодня как открытую книгу! — усмехается Владимир. — Алексис, что с тобой?!
— Вы устали, мой друг! — продолжает Михень. — Вы измучили себя делами, одним днём не решаемыми.
Я, чувствуя, как у меня горят уши, молю своих «палачей»:
— Давайте сменим тему!
Супруги заливаются веселым смехом, но с опасной дорожки мы съезжаем. Мысленно вяжу узелок себе на память: вместо утренней пробежки необходимо потренироваться перед зеркалом. Умение управлять своим новым лицом — это серьёзно.
Смеясь и эпатируя супругу, Владимир рассказывает о том, что в лейб-гвардии Гусарском полку образовался превеселый обычай. После изрядного употребления горячительного, бравые гусары воображали себя волками, выбегали на улицу в чём мать родила, садились на четвереньки у дверей буфета, задирали свои пьяные головы к луне и начинали громко выть. Заранее подученный служитель выносил им лохань с водкой или шампанским, из которого они всей стаей начинали лакать, визжа и кусаясь. Дисциплинарных мер по отношению к этим шалунам командир полка, великий князь Николай Николаевич пока не применял, жалоб не поступало.
Насколько я помню, в ближайшем будущем в этом полку предстояло пройти стажировку цесаревичу. Интересно, что он предпримет, столкнувшись с данным казусом. Олег Таругин запомнился мне достаточно резким мужиком, боюсь, что конфликта не избежать.
Владимир предлагает продолжить веселье, но я, к его неподдельному огорчению, откланиваюсь и отправляюсь домой, винопитие сейчас не по моей части.
Умный он всё-таки мужик, «мой братец Володенька». Умный, хваткий и сообразительный. Надо будет обязательно поближе свести его с цесаревичем, такой сторонник будет только полезен. С Димычем, я думаю, он тоже найдёт общий язык. Владимир Александрович — единственный из великих князей, в чей дом пускают промышленников и банкиров.
