Мы в тот день провожали инженер-полковника Астрова и поручика Котина. Они с Путиловского к нам прибыли, чтобы данные собрать по применению своей продукции так сказать в реальных условиях. И по горячим следам.
Хорошо они с нами пообщались. Мы им все про наши «коробочки» выложили: броню бы неплохо потолще, движок помощнее, запаса хода побольше и «пукалку» посерьезней. А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо! Астров сперва огорчился, а потом вроде, и сам уже понял, что мы правы. А поручик, даром что молодой, говорит: по вашим, соратники, рекомендациям будем разрабатывать новую концепцию танка. И как таких толковых людей и не проводить?
В лучшем ресторане в Сарагоссе мы их и провожали. Кроме нас, помнится, человек пять «латинян» сидело и испанцев — еще с десяток. Столы нам сдвинули, еду-питье подали, только-только в кураж входить начали — смотри, пожалуйста, еще союзники прибыли. Немцы. Честно скажу, я против германцев ничего плохого сказать не могу. Бойцы — хорошие, курсанты — серьезные, товарищи — верные. Вот только пить совсем не умеют. То есть пруссаки еще туда-сюда, а остальные… ну, слабоваты. Геноссен в гражданских костюмах сидят, но по повадкам видно: не наши, не танкисты. Летуны.
Мы поднимаем тост за братство по оружию и за единство родов войск. Они вежливо отвечают. Дальше — за фюрера германского народа, Адольфа Гитлера. Они пьют за светлую память генерала Корнилова и вождя России генерала Кутепова. Потом мы вместе поднимаем бокалы за Муссолини — пусть итальянцы тоже порадуются.
Кому первому пришла идея выпить за творцов нашего непобедимого оружия, я уже не вспомню. Все бы ничего, но подполковник Арман, мой комбат, уже начал пить коньяк стаканами, и, следовательно, несколько утратил контроль над собой. Когда кто-то из немцев попытался выпить за кого-то из конструкторов германского Рейха, наш Поль встал и закатил речь. Увы, его немецкий намного лучше моего и для него не было большой проблемой усыпать свою речь разнообразными эпитетами и сравнениями из мира литературы, зоологии, анатомии и иных отраслей знания. Сводилась его речь к тому, что если германские конструкторы берутся за что-либо, то на выходе только один продукт, вне зависимости от исходного набора. Дерьмо.
Так как за время своей речи Арман успел еще выкушать пару стаканчиков Мартеля, то речь его превратилась, в конце концов, в эпическо-сатирическую поэму, адресованную всем германским конструкторам. Итальянцы сидели в углу с пунцовыми лицами и изо всех сил пытались замаскировать кашлем душивший их хохот. А за нашим столом его и не маскировали. Я не очень люблю, когда издеваются над людьми, но у Армана это выходило здорово.
И тут германцы не выдержали. И стали отвечать. Оказалось, что некоторые из этих парней очень даже грамотны и подкованы, вспомнили Петра I, Екатерину Великую, припомнили все марки двигателей и орудий, которые у нас по их лицензии производят. Если бы Арман, да и все мы потрезвее были, мог бы интересный разговор получится. Но не получился.
Комбат говорит мне: а ну-ка, Всеволод Львович, просвети курсантов по матчасти. И я начал просвещать. Это было не так смешно, как у него самого, но не менее обидно. Даже более. Я-то тоже слегка перебрать успел. Может, я и не стал бы так ерничать, но тут побоялся: вдруг боевые товарищи и конструктора приезжие решат, что я трушу немцам урок преподать. В общем, когда я кончил говорить, немцы только икать могли: уж что-что, а я в «Каме» именно матчасть два года немцам читал.
И тут встал этот самый обер-лейтенант, сам весь белый, руки трясутся, и говорит, даже не говорит, а выкрикивает мне ломающимся фальцетом: «Да! Оружие у Вас лучше! Но войну выигрывают не танки и не самолеты, а люди! А чего стоят немецкие люди, Вы на Олимпиаде могли видеть!» Ну, в принципе, верно. Немецкая сборная в Берлине по числу медалей всех обогнала. Хотя в нескольких случаях им явно подсудили. Вот бокс, к примеру: наш Николай Королев, из московского «Святогора», чемпион России в тяжелом весе. Ведь видели все, что во втором раунде Шмелинг «поплыл». Нас через Берлин в Испанию везли, вот и организовали местные соратники посещение Олимпиады. А потом Шмелингу победа «по очкам». Мы выходили из зала словно оплеванные. Уже потом парторг объяснял, что этот матч судили чуть ли не по личной просьбе Адольфа Гитлера, и что в следующем году Макс Шмелинг приедет в Россию и там Королев его побьет.
Если бы я не был так пьян, я напомнил бы мальчику, что русская сборная завоевала второе место по числу медалей, и пошутил бы про то, что дома и стены помогают. Но я был пьян. Когда немец вспомнил про победу Шмелинга, я смолчал. Но подполковник Арман не смолчал. Он высказался о немецких судьях, и о немцах вообще.
Я уклонился от брошенного стакана, и вскочил на ноги. Немцы — парни спортивные, но биться стенка на стенку они не умеют. Я с шестнадцати лет на Москва реку ходил. Запрещали, конечно. Только я все равно, с дворницким сыном сбегал. Мы вместе с извозчиками бились (благо биржа неподалеку была). Против замоскворецких, охотнорядских, таганских. И все мы — такие.
Испанцы прыскают из зала, как клопы от свечки. Итальянские союзники жмутся по стенам. Немцы стоят нестройной гурьбой, мешая друг другу. А против них разворачивается русская кулачная стена. И идет справа налево, обходя весь зал. Я отбиваю удар, другой, и тут на меня выносит моего оппонента. Ну, получай, геноссе, за Королева, Россию, за такую-то мать!…
Но Макс (обер-лейтенанта зовут Макс Шрамм) не слишком страдает от обстоятельств нашего знакомства. Он спокойно принимает мое старшинство и гонит свой экипаж рыть второй передовой и отсечной окопы. Потом мы подсчитываем наши запасы, и я прихожу к выводу, что теперь, если численность противостоящих британцев вырастет не слишком сильно, то сутки-другие мы вполне в состоянии продержаться.
Немец-штурман починил нашу рацию, и я связываюсь со своими. Полковник Малиновский кроет меня непечатной бранью и называет «бешенной обезьяной». Это окончательно успокаивает. Когда «колонель Малино» доволен, он выражает свое одобрение именно таким способом. Нам обещают в самое короткое время подбросить боеприпасы, и просят продержаться сутки. Мне хочется верить, что мы их не подведем.
Обер-лейтенант Макс Шрамм. Осадное сидение. Испания. 1936 год.
Одним слово, сбросил нам Дитрих два стандартных десантных контейнера, один с патронами для МГ, второй — с сорокапятимиллиметровыми снарядами. Для русской пушки. Распотрошили мы их, и на душе повеселело, как Сева выразился: и жизнь веселее стала, и солнышко ярче засияло, но как то вот одним словом он умудрился два понятия выразить, загадочные эти русские, и язык у них интересный… Но вояки отменные. Мне Сева как синяк-то поставил? Интересно, наверное? За спорт я пострадал… Мы когда в Кадисе высадились, нас на грузовики посадили и повезли в расположение. Все устали до невозможности, злые, голодные, и решили эти испанские товарищи нас покормить. Видимо, блеснуть гостеприимством захотели, и в Севилье повели в лучший ресторан. Заходим мы культурно поужинать, а там дым столбом, патефон наяривает, песни поют, русские. Оказывается, танкисты гуляют, из «Витязя», русские добровольцы, союзники. Они перед этим захватили обоз республиканский, и среди всего добра бочонок спирта медицинского. Все трофеи сдали, как положено, но покажите мне хоть одного русского, который от водки откажется? Не сможете, гарантирую! В общем, сели мы скромно в уголке, танкисты пьют, на нас внимания не обращают, даже обидно. Это потом только мы поняли, что они нас не видят просто. Слишком процессом употребления алкоголя заняты. Не знали мы, что это для нас самое было самое лучшее тогда. Мы, значит, питаемся, а они наливаются. Красота… Тут наконец, после первого блюда у нас, а у них — после пятого стакана, заметили танкёры, что в столовой кроме них ещё кто-то есть, и началось… А, союзники, давай за дружбу народов, потом за рода войск, потом за сотрудничество родов, за Адольфа Гитлера, за Лавра Георгиевича Корнилова… мне даже страшно стало — я столько никогда не пил. И ведь попробуй, откажись, обидятся — проблем не оберёшься… У нас двое пилотов вместе с ними на КВЖД были, в командировке, ещё рейхсверовской, кое-что рассказывали, но мы им просто не поверили, а теперь сами убедились, что зря… Спор у нас зашёл, кто умнее. Мы им начали доказывать, что немцы. А они в ответ, что русские. Причём аргументировано, что самое обидное. Конечно, наш Т-2 с их Т-26 не сравнить, разговора нет! Но зато они на свой И-15 наш родной германский мотор ставят! Это я уже потом понял, что пример неудачный, когда сообразил, что мы этот же БМВ на их И-15 клепаем, и обзываем данный аппарат «Хейнкель-51Р», что значит — русский. Одним словом, переспорили славяне нас, всё у них лучше, всё у них у первых появилось, даже паровую машину не англичанин Уатт построил, а какой-то Ползунофф, да ещё сразу двухцилиндровую. И до чего обидно мне стало, поднялся я и выдал, мол, пусть вы умнее, зато мы сильнее! Наши боксёры на Олимпиаде первое место заняли, а ваши — второе… очнулся я, когда меня из угла двое солдат выносили, а утром бриться стал, в зеркало глянул — Матерь Божья, вот это фонарь… всеми цветами радуги переливается… Командир нашей КG.53 как увидел, так еле удержался, чтобы в голос не засмеяться. Но себя пересилил, полётное задание выдал, штурман кампфгруппы карты вручил, и вперёд… Сейчас то понимаю, что всё это — дурь сплошная: на второй день прибытия, не изучив район действия, толком не зная обстановки, на неподходящей машине… Удивительно, что я вообще цель нашёл и бомбы свои положил, правда, я ведомым шёл, а командир у нас был из «стариков», хотя и опыт ему не помог: Ньюпор пятьдесят второй его прямо на боевом развороте запалил, а там и остальная сволочь налетела, и от нас только перья полетели…
