– Приехали. Рубль восемьдесят с вас, молодой человек.
Я сунул таксисту две рублёвые купюры, поблагодарил за поездку и, не дожидаясь сдачи, выбрался из машины. Полминуты спустя уже докладывал вахтёру, кто я и к кому прибыл. Ещё через пару минут после короткого стука я входил в кабинет ответственного секретаря издательства «Молодая гвардия». Первым делом достал из дипломата «Золотой петушок», который был принят хозяином кабинета с благодарностью.
– Значит, сегодня выступаешь в Кремлёвском Дворце съездов? – начал тот издалека. – А завтра, выходит, мы тебя сможет лицезреть на экране телеприёмника? Вот молодец, … Ладно, выкладывай свою рукопись, дай хоть я пару страниц прочитаю.
– Вот, – снова открываю дипломат, достаю одну из двух пухлых папок и тут же виновато добавляю. – Только, тут такое дело, Валерий Николаевич… В общем, я и Полевому наобещал, вот тут для него ещё папка.
– Ну вот, а говорил, право первой ночи у нашего издательства, – расстроился Бушманов.
– Так ещё далеко не факт, что ему роман приглянется, – попробовал я утешить ответсека. – Да и вам вдруг не понравится… И, опять же, кто знает, когда у них он начнёт выходить. К тому же в журнальном варианте, а там наверняка редакторы Полевого что-то подсократят. В конце концов, у вас эксклюзивное право на публикацию «Ладожского викинга».
– Это верно, – согласился слегка повеселевший после аргумента с «Ладожским викингом» Бушманов. – Причём, как я и обещал, запланирован 100-тысячный тираж. Уже придумал, на что потратишь деньги? А то можно и на кооперативную квартиру в Москве замахнуться… Ну это я так, шучу, хотя в каждой шутке, как известно… Так, тебе индийский чай или растворимый кофе? Кофе? Только сливок нет… Ладно, сделаем без сливок.
Пока я пил горячий, обжигающий кофе, в который предварительно кинул три кусочка рафинада, Валерий Николаевич знакомился с первой главой романа о нелёгкой и в то же время увлекательной доле сотрудника МУРа. Знакомился обстоятельно, не спешил, то и дело поправляя сползавшие на кончик носа очки.
Минут пятнадцать спустя отложил рукопись и, избавившись наконец от очков, довольно потёр ладони.
– Неплохо, неплохо… Хотя другого я от тебя и не ожидал. Молодец, мне понравилось, надеюсь, и остальные главы меня порадуют. Как кофе?
– Спасибо, вкусный. Ну так что, я тогда рукопись вам оставляю, а сам мчусь дальше?
– Куда сейчас, к Полевому?
– К нему… А потом ещё в одно место надо будет сценарии завезти.
– Ну-ка, ну-ка, это ты про Ростоцкого? Как там, кстати, со съёмками дело обстоит?
– К лету вроде бы должны закончить. Ну там ещё монтаж, думаю, озвучка, все сопутствующие дела, пусть ещё месяц, максимум два. Опять же, худсовет должен утвердить и выдать прокатное удостоверение. Надеюсь, в этом году фильм всё же выйдет в прокат.
– Интересно будет посмотреть, что у Ростоцкого получилось… Ладно, беги, а то ты и впрямь, вижу, копытом землю роешь.
В кабинет Полевого я входил меньше чем через час. И тоже первым делом вытащил «Золотой петушок».
– Ну спасибо, попробуем ваш пензенский продукт, – прогудел Полевой. – Кстати, молодец, что сейчас приехал, а не в обед или тем паче после обеда. Через двадцать минут убегать уже думал: неожиданно Стукалин [3] решил собрать в Госкомиздате главных редакторов московских издательств, что-то то там вручать надумали они нам к Дню Победы. Не могли заранее предупредить… А я тебе звоню в гостиницу – трубку никто не поднимает. Ну, думаю, точно ко мне укатил. Я уж и секретаря предупредил, чтобы извинилась за меня и рукопись твою приняла.
Папку с романом он сразу же сунул в свой портфель, заявив, что начнёт знакомиться с рукописью уже в машине.
– Тебя, может, подвезти куда?
– Мне на Баррикадную…
– Почти по пути, пойдём, подброшу.
Всё та же «Волга» с уже знакомым водителем. Располагаюсь на заднем сиденье рядом с Полевым, машина трогается, и тут Борис Николаевич морщится и начинает массировать под плащом левую сторону груди. Водитель пока не видит, он занят выездом на проезжую часть, и я с тревогой в голосе спрашиваю:
– Борис Николаевич, что, сердце?
– Да ерунда, просто кольнуло, – отмахивается он, переставая массировать грудь. – Врачи всё советуют лечь в больницу, пройти полное обследование, а до кучи на отдых съездить, поправить здоровье, да когда? Я и в отпуске делами редакции занимаюсь, постоянно на связи. Тут ещё Олимпиада на носу, требуют то конкурс плаката устроить, то конкурс малой литературной формы на спортивную тематику… У тебя, кстати, ничего на эту тему нет?
– Увы…
– Жаль.
– Так можно попробовать написать, – самонадеянно заявил я. – Рассказ – дело нехитрое, не роман строчить.
Вот тут я, конечно, оплошал, так как следующие минут пять Полевой вещал, что рассказ зачастую написать сложнее, чем повесть или роман.
– В столь небольшом объёме нужно суметь передать атмосферу, конфликт, раскрыть персонаж и удивить финалом, – назидательно, менторским тоном говорил он. – В романе это сделать легко, там ты можешь первые глав десять давать по чуть-чуть детали мира. Это будет выглядеть ненавязчиво и естественно. С рассказом так не выйдет. Нужно десять раз подумать, какие слова подобрать и как построить диалог. Придется выбирать, какую деталь мира показать читателю, чтобы он в него поверил. Как одной фразой в диалоге показать и настроение, и характер. А ведь там уже и развязка не за горами. Зачастую на написание рассказа у писателя уходит больше времени, чем на создание романа.
– Полностью согласен, Борис Николаевич, – капитулировал я. – Однако всё же готов рискнуть принять участие в литературном конкурсе. Каковы условия?
– Условия будут опубликованы в ближайшем номере журнала, я навскидку подробностей не помню. Жюри в конце года подведёт итоги, будут определены три победителя. Автор лучшего рассказа получит путёвку в Болгарию, второе место – два билета на церемонию открытия Олимпийских Игр, третье место – годовая подписка на наш журнал. Только учти – участвовать в конкурсе будешь на общих основаниях.
– Само собой, не думаете же вы, что я понадеюсь на наше с вами знакомство… И кстати, Борис Николаевич, всё же обратите внимание на своё здоровье. С сердцем не шутят. У нас дальний родственник тоже всё за сердце хватался, а потом раз – и его труп нашли через три дня после смерти в квартире. Обширный инфаркт.
Не знаю, прислушается ли Полевой к моему совету, если он даже врачей игнорит, но хорошо бы ему в самом деле заняться своим здоровьем. Насколько помню, Полевой уйдёт из жизни в 81 году, всего два года ещё отмерила ему судьба. Точную причину смерти не знаю, но подозреваю, что виной тому всё же будет сердце. Да что говорить, должность у него ответственная и нервная, но не уходит на покой, не хочет бросать практически своё детище, коим считает журнал «Юность». За столько лет уже, можно сказать, сроднился с ним.
– Где вас высадить? – спрашивает водитель.
– Дом № 11, я не знаю, честно говоря, где он находится.
– Тогда ещё квартал проеду, там поближе будет, высажу на остановке.
Десять минут спустя вхожу в подъезд старого четырёхэтажного дома с обвалившейся штукатуркой. Он как гнилой зуб торчал между старинным, ухоженным особняком и 6-этажной «сталинкой».
Старшую Корн звали Марта Генриховна. Это была высокая, с гордо вскинутым подбородком и прямой спиной пожилая женщина, в жилах которой, похоже, текла кровь потомка аристократической фамилии. В чём я вскоре и убедился, когда хозяйка, приняв рукописи сценариев, не позволила мне сразу откланяться.
– Я как чувствовала, что вы придёте к обеду, и пока не отведаете моего рыбного пирога – я вас никуда не отпущу. У меня сегодня вообще рыбный день, так что на первое – уха по-фински, а на второе – жареная камбала с картофелем-пюре. Руки можете помыть в ванной комнате.
Я как только перешагнул порог этой небольшой, но опрятной и чистенькой квартиры, сразу же уловил запах жареной рыбы, и уже от одного аромата у меня потекли слюнки. Даже про себя решил, что по возвращении в гостиницу закажу в ресторане большую порцию жареной рыбы, но вышло так, что меня угощают на халяву. И эта халява оказалась очень вкусной, Марта Генриховна была если не прирождённым кулинаром, то как минимум в течение жизни сумела отточить мастерство приготовления пищи.
