место для беседы.
– Говори… – сказал Сергей, делая вид, что слушает.
Новая жизнь заполняла его мозги. Он не только вживался в образ, но одновременно вспоминал себя. И эти воспоминания услужливо занимали пустоты его нынешней биографии.
И выходило так:
Во время όно пришел в эти края Петр. Народ его – смесь бывших славянских, чухонских и татарских племен унаследовал от своих диких предков две яркие черты – постоянство в оголтелости и невосприимчивость к трезвости. Так что жил Петр скудно и тягостно, но долю свою не клял. И родил Михаила.
Михаил вышел рослым и статным. Любил землю свою и женщин на ней. Родил Ивана и погиб на войне.
Иван преумножил родительское наследие. И стал рачительным хозяином. Верил в Бога, Царя и Добродетель. Служил Отечеству и родил Егора, который ни в чем на батюшку не походил.
Егор жил долго и имел трех жен, пять лошадей, девять собак и сотню коров. А прочей живности – без счету. Получил от отца народишку работного и угодья просторные. Ни в чем себе не отказывал – когда не скандалил – охотился, когда не охотился – скандалил. И еще выпил по жизни 150 ведер водки, выкурил 25540 папирос и родил Василия.
Василий стал тем, от которого род Васильцевых и ведется, хоть имел он и до того несколько поколений ведомых предков…Быть бы тут степенству, да не вышло ничего. Нашлось бы счастье, да мимо пролетело – возьми да и случись в стране Великий переворот – и начал Василий новый отсчет – пошел в трактористы. Отчего? Оттого, что был он сыном городского головы. Таких и к тракторам–то редко подпускали – все больше котлованы рыть, да каналы строить. Сказался беспризорником – так и выжил.
Работал Василий много и совестливо, собирая по крохам разваленный быт. Пил мало и только чистый спирт – лечил язву, от которой в конце концов и умер. Еще принципиально курил самокрутки, даже когда заполнял их дорогим табаком, любил собак и друзей, таких же бывших как и он, поля и леса. Имел жену и был ей верен.
Сыном Василия стал Николай – Сергеев дед.
Деда Сергей никогда не видел. Стерла Николая из жизни вкупе со всеми сверстниками очередная Великая Бойня. Осталось фото в альбоме – мужчина с необычайно живыми глазами и трубкой в зубах небрежно оперся на допотопный «Кодак».
А еще он любил жизнь и думал, что это надолго. Получилось коротко. Жаль.
У Николая родился Николай, рос в детдоме при живой матери – на то она и война. А потом был мир, и снова по крохам сосредоточивалось единение Васильцевской семейственности. Николай образовывался, обзаводился друзьями и соседями, женой, не курил и мог легко и, почти не пьянея, выпить бутылку водки, и оттого не пил вовсе – на кой черт тогда и деньги тратить. Наследственно любил охоту и собак. Нашел себе подругу. Потом…
Потом уже пришла очередь за Сергеем.
Сергей формировался постепенно, проходя через все стадии человеческого взросления. Жил при отце и ерепенился по молодости, не имея перед глазами разумного примера взаимоотношений двух мужских поколений семейного клана. Имел ум цепкий, но поверхностный. Характер легкий, но будучи эгоцентриком, мало что воспринимал всерьез. Любил мать, но впадал в нигилизм, потом подрос и даже поумнел отчасти, но родить наследника не торопился, видимо, оттого, что еще не повстречал ту, с которой имело смысл скрещивать свои гены.
Скелет обстоятельств как корабль ракушками обрастал подробностями. В его память вернулось почти вся оставленная здесь жизнь. Почти…
Сергей так и не смог вспомнить образ женщины, о которой происходила Сашкина болтовня.
– В сущности, ты прав, – между тем разглагольствовал гость, совершенно не озабочиваясь, слушают его или нет. – Когда тебя начинают рассматривать как хорошего парня – читай кандидата в спутники жизни – конец любой любовной интрижке… И потом, в последний раз моя красотка не решилась отдаться мне, потому что ногти на ногах были накрашены лаком не того цвета. Это уже не закоулки сложной женской души – это дебри! Многие приятней отказывают, чем она дает…
– Люди расходятся, потому что в них перестают совпадать ритмы жизни, – попытался Сергей поучаствовать в беседе.
– Это глобально, – Сашка продолжал аранжировать снедь на столе. – А в частности, им просто становится скучно. Я бы может быть и решился на что-то более серьезное в этом плане, но, понимаешь, не терплю женского порядка на моей кухне. Еще эти фантики от прокладок в ванной… Впрочем, жизнь не нуждается в анализировании. Анализ уничтожает ее очарование. Ладно, приступим!
Ну что ж, выходило то ли с дороги, то ли на посошок. И то, что наша иррационально-национальная традиция почитает пьяного почти за юродивого, а юродивого почти за святого, было почти что на руку. Тем более что напиваться никто не собирался – поговорить в основном.
Сашка откупорил бутыль и принюхался:
– Самогонка, – выдохнул и поморщился. – Эстетствуешь?
– Хлебная.... Слеза.... – начал было оправдываться Сергей.
– Наливай! Чего рассусоливать… Давай садись, – удовлетворился Сашка. – Жратвы от пуза! – они разместились за столом и заполнили посуду. – За что пьем?
– Не знаю…
– Человек всегда должен знать, за что он пьет! – наставительно произнес гость.
– Тогда за… – Сергей задумался…
Они чокнулись молча и синхронно выпили по первой рюмке…
Два моложавых мужчины в состоянии легкой эйфории выкатились из подъезда и начали продвижение в сторону освещенных улиц. Вечер удался. Все течение пролетевшего застолья легко характеризовалось строкой из Данте: «И так, как мысль дает исток другим, одно другим сменялось размышленье…», если помножить эту сентенцию на пьяный бред подвыпивших молокососов в школьной подворотне. Информации во всяком случае Сергей получил преизрядно. Повод для размышлений имелся. Но только на свежую голову.
– Простите. – Обратился между тем Александр к проходящей мимо гражданке. – Как пройти в женскую библиотеку? – и доверчиво заглянул ей в глаза.
– Как чего? – опешила та.
– Ну вот. Нас не понимают! – вынес вердикт Сашка. – – Следуем дальше! Тебе не кажется, что основная проблема в мире – отсутствие взаимопонимания?
– Я… Да я… – возмутилась гражданка. – Какая наглость!
Но парни ее уже не слышали. Поддерживая друг друга, они упорно брели к ближайшей остановке.
– Мы все строим Вавилонскую башню, даже если говорим на одном языке… – переключился Сергей на очередную пьяную заумь.
– Я растрогался! Черт меня возьми, Серж! Меня это растрогало! – захныкал Сашка.
– Что?
– Ну эта самое, как его – отсутствие… Погодь, – икнул наконец Сашка, которого повышенная концентрация алкоголя в крови явно склоняла в сторону экстремизма. – Погодь-ка, – повторил
