в приличном домике с верандой.
Своим возникновением Немчиновка обязана Московско-Брестской железной дороге. В 1870 году был открыт участок Москва-Смоленск. После проведения железной дороги вдоль неё возникают пристанционные посёлки. В 1875 году М. А. Немчинов получает разрешение на строительство платформы на 16-й версте Московско-Брестской железной дороги. При станции возник посёлок.
Место совершенно очаровательное. Через Немчиновку протекает речка Чаченка, на которой в черте села расположено два пруда. Немчиновка окружена серебряноборским лесным массивом. С севера к Немчиновке примыкает Ромашковский (Рублёвский) лес, в где произрастают редкие виды растений, занесённые в Красную книгу. С юго-запада находится Немчиновский лес и природный рекреационный комплекс «Подушкинский лес».
Немчиновка — историческое дачное место. В разное время в Немчиновке проживали Фёдор Шехтель, Мариэтта Шагинян, Игорь Рейснер. Уроженцы села — Герои Советского Союза Анатолий Иевский и Алексей Чикин.
А теперь отдыхаем мы. В сельпо отоварились тушенкой и портвейном. Кстати, марочным — «Портвейн красный Южнобережный». Производитель — Массандровский винзавод. Аромат плодовый, с классическим послевкусием — шоколад, вишня и немного чернослива.
Ждем ночи. Гоша терзает гитару, которая стояла сироткой на веранде. Точно знает три аккорда. Но голос приятный, чуть хрипловатый. И мелодия угадывается.
Я так тебя люблю! Люблю тебя, как брата.
В объятья страстные о, не зови — молю!
Тебе принадлежать, что в жизни так хотела,
Об этом знаешь ты, как я тебя люблю.
Странная песня. Я, вроде, поэт да и по хазам блатным пошатался, по малинам, но таких слов не знаю.
Я так тебя люблю. Усталая, седая
К тебе пришла о, не гони — молю!
Пусть я преступная, но пред тобой чистая я.
Об этом знаешь ты, как я тебя люблю.
Вечер был томным. Подтянулись отдыхающие с других дач, на песню подтянулись. Оба молодца тут как тут. Подполковник Замятин тоже порадовал нас древним блатным шансоном.
Там, где Ганг стремится в океан,
Где так ярок синий небосклон,
Где крадется тигр среди лиан
И по джунглям бродит дикий слон,
Где судьба гнетет великан-народ,
Там, порой, звучит один напев,
То поет индус, скрывая гнев:
Край велик, Пенджаб!
Там жесток раджа,
Там, порой, его приказ
И смерть несет тотчас,
Для жены своей, для пустых затей
Весь свой народ магараджа гнетет.
Лесть придворных сделалась гнусна
И тоска властителя томит. —
Эй, позвать ко мне сюда раба,
Пусть хоть он меня развеселит!
Бледный раб предстал
И раджа сказал:
— Все вы мне верны, слыхал не раз!
Что ж, тогда исполни мой приказ:
Край велик, Пенджаб!
Так велит раджа:
Ту, что любишь всех сильней,
Для меня ее убей.
Так уж я сказал, так я приказал,
Слово — закон, или будешь ты казнен!
Ждет три дня, три ночи весь Пенджаб,
Ждет властитель, опершись на трон…
Вдруг к нему подходит бледный раб,
Чью-то голову бросает он.
И глядит раджа на нее дрожа,
В ней черты знакомы и нежны…
Он узнал… лицо своей жены.
Край велик, Пенджаб!
Ты жесток, раджа.
Ту, кого сильней любил,
Для тебя, раджа, убил.
Так уж ты сказал,
Так ты приказал.
Верность слепа, прими же дар раба…
На первый взгляд песня отдает мелодраматическим примитивом, сентиментальным раешником, да еще с привкусом социальной демагогии, но ведь в ней есть эмоциональный заряд: недаром милиционер ее пел с подлинным чувством. А я по причине грусти нашел в тексте не только слезливую сентиментальность, но и следы философской проблемы Господина и Раба по Гегелю [6].
Грусть возникла от тайного переговора с сопровождением. Я настаивал на том, что просто возьму все ценности и пропаду их якобы продавать. А Бармалея оставлю обманутым, но свободным.
Комитетчик Майоров настаивал на другом варианте. Проследить и взять на месте захоронки.
— А если он в разных местах закопал, — спорил я. — А если он не любит хранить яйца в одной корзине. — И даже добавил для убедительности: — Don't put all your eggs in one basket. — Но понял меня, вроде, только комитетчик.
— Мы не можем рисковать! — твердил подполковник Замятин. — Там ценностей на несколько миллионов, сам Никита Сергеевич под контролем держит операцию.
Но тем временем вечер плавно перетек в ночь, гости раззевались и я выпроводил гостей.
— Ну что, Георгий, — сказал, — подождем часик, да и на охоту.
— Ага, — сказал он вяло. — Пойдем на кладбище.
— Почему на кладбище? — удивился я.
— Так я там брюлики затырил, на бабаниной могилке.
Хорошо весенней ночью на сельском кладбище. Главное, все спокойно и пахнет приятно — свежестью.
Только Бармалей, припавший на миг к неогороженной могиле с простым и темным от старости крестом, вдруг взвыл раненным вепрем — утробно и глухо. Начал рыть, сминая просевший холмик, вырвал крест и сел на слежавшуюся землю.
— Все, нету-ти. Кто-то скрысячил!
Я знал, кто скрысил, но промолчал. Эта майорская крыска гебешную подслушку где-то заныкала в избе. Скорей всего еще до нашего заселения. Впрочем, что зря пену пускать — задание выполнено. Можно возвращаться на работу, получить зарплату за несколько месяцев, премиальные. И наконец определиться — чем я должен заниматься в МУРе. Если так и будут совать подставным, то я лучше рапорт подам и построю свою новую жизнь более самостоятельно.
И тут на меня бросился Бармалеенко, размахивая обломком креста. В полной луне его фигура выглядела апокалиптически.
Неловкий взгляд прощальной встречи,
Навеки растворились лица.
Все говорят, что время лечит, —
Никто не знает, где больница.
© Кисычев
Как бы там не было, но я готов подать рапорт на увольнение. И даже не из-за неприятного осадка после выполнения задания, а по сути возможного будущего. Не мое все это! И карьерный рост мне не нужен, да и с преступностью бороться не хочу. А кинологию у меня нагло отобрали, какие-то генералы или полковники делят там крупные суммы, выделенные азартным Хрущем на это, а я пролетел, как
