к воде, в толще которой вполне могли красться русские подводные лодки. Впрочем, даже сам факт обнаружения аэропланов, в принципе, не играл никакой роли. И тому было несколько веских причин. Во-первых, немецкие моряки доселе не сталкивались с действительно боевыми русскими аэропланами и не могли знать, сколь высокую опасность те могут представлять для кораблей. А во-вторых, противопоставить этим крылатым этажеркам оказалось попросту нечего — на линейный крейсер еще не успели установить зенитки, а вести по ним огонь из орудий среднего и противоминного калибров не позволяли ограничения углов вертикального наведения. Потому наблюдающим за приближением самолетов морякам только и оставалось что смотреть, да гадать, какую именно пакость задумал их противник на сей раз. А то, что пакость была задумана, всем стало ясно по количеству приближающихся аэропланов, поскольку для проведения разведки вполне хватило бы двух или максимум четырех машин. Тут же насчитывалось около десятка. Да и шли они как-то слишком низко для разведчиков. И только когда прорезался крик одного из сигнальщиков — «Они несут торпеды!», все встало на свои места. Вот только слова оставшегося неизвестным для истории зоркого немца слишком сильно припозднились.
[1] ШБ-1 (Штурмовик бронированный 1-ой модели) — в реальности штурмовик Пегас конструкции Д. Л. Томашевича
[2] ИВВФ — Императорский Военно-Воздушный Флот
[3] Алмаз — крейсер 2-го ранга или скорее крейсерская яхта. Единственный крейсер из состава 2-ой Тихоокеанской эскадры сумевший прорваться во Владивосток. В начале Первой мировой войны переделан в гидрокрейсер.
[4] Кагул — бронепалубный крейсер 1-го ранга типа «Богатырь».
Еще в то время, как с «Гебена» вели огонь на максимальную дальность действия орудий главного калибра по «Памяти Меркурия»[5], русские аэропланы разделились на две группы, начав маневр выхода в атаку каждый на свою цель. Все же оба немецких крейсера не шли в кильватерном строю и, в отсутствие реальной опасности, действовали сами по себе. Так, пребывая в гордом одиночестве, они и попали под удар морской авиации. Но отнюдь не одновременно. Честь быть атакованным первым оказалась предоставлена линейному крейсеру и нацелившиеся на него пилоты не подвели своего адмирала.
Лейтенант фон Эссен, удостоверившись, что ведомый находится точно на своем положенном месте, резко отдал рукоять управления от себя и, снизавшись метров до пяти, сбросил свой смертоносный груз на дистанции каких-то жалких 20-ти метров от борта вражеского корабля. Почувствовав, как избавившаяся от почти девяноста килограмм веса машина слегка подпрыгнула вверх и вернула себе былую прыть, он тут же повел ее в набор высоты, одновременно отворачивая вправо, чтобы избежать столкновения с рубкой и носовой башней атакованного корабля. Параллельно с ним те же маневры повторял лейтенант Утгоф, но уходя за корму линейного крейсера. А им на смену уже выходила на боевой курс следующая пара крылатых хищников.
В защиту выучки немецких моряков следовало бы сказать, что до того как первая метательная мина подорвалась в носовой части «Гебена», расчеты 88-мм орудий противоминного калибра успели не только развернуть пушки по направлению к противнику, но и закинуть снаряды в казенник. Первый же прицельный выстрел они успели сделать как раз между четвертым и пятым подрывами, ведя огонь по замыкающей паре русских аэропланов. Вот только весь их труд оказался тщетным. Шедшие замыкающими и лицезревшие во всей красе достижения своих сослуживцев, лейтенант Дорожинский с лейтенантом Качинским даже не подумали о том, чтобы уйти из-под обстрела. Окруженные вспухающими тут и там многометровыми фонтанами воды их машины упрямо шли вперед и освободились от смертоносного груза, лишь находясь на расстоянии каких-то жалких полутора десятков метров от борта намеченной жертвы. Что первый, что второй, подойдя столь близко, едва не расстались со своими жизнями, лишь чудом не зацепив крыльями или поплавками никаких надстроек, когда пролетали над самой палубой практически незаметно вздрогнувшего от очередного подрыва метательной мины линейного крейсера.
Сказался ли возраст примененного авиаторами вооружения или же какие-то присущие им технические дефекты, но из восьми выпущенных в правый борт «Гебена» метательных мин лишь шесть достигли его борта и штатно подорвались, организовав затопление пяти отсеков противоминной защиты, включая недавно отремонтированный. Точнее говоря, полученные линейным крейсером повреждения оказались и того меньше.
К великому сожалению русских авиаторов 29 килограмм пироксилина, что составляли боевой заряд каждой мины, было совершенно недостаточно, для нанесения линейному крейсеру тяжелых повреждений. Из всех примененных к данному времени конструкторских решений именно немецкий вариант противоминной защиты крупных кораблей впоследствии показал наилучшие результаты, обеспечив непотопляемость германских дредноутов при получении пробоин в подводной части корпуса. Рассчитанная на поражение корабля полноценными современными торпедами, она полностью отработала свое предназначение. А в силу скромного боевого заряда метательных мин взрывы нарушили лишь целостность отсеков поглощения ударной волны, так что даже уголь, находившийся в прилежащих к ним бункерах и дополнительно прикрывавший бортовую противоторпедную продольную переборку, остался совершенно сухим. По сути, полученные «Гебеном» повреждения соответствовали поражению подводной части полудюжиной фугасных снарядов крупного калибра. Это было неприятно. Но совершенно не критично. Разве что поступившая через образовавшиеся пробоины вода, в добавление к уже плескавшейся по левому борту полутысячи тонн, довела общее значение этой величины до полутора тысяч, обеспечив линейному крейсеру практически незаметный крен и потерю всего половины узла скорости. Все же на «Гебене» за время следования к Севастополю успели израсходовать свыше трехсот пятидесяти тонн угля, да и бункеры его при выходе с рейда Стамбула были забиты не до отказа, так что значительного перегруза из-за поступившей забортной воды не было вовсе. А вот на «Бреслау» последствия атаки русских аэропланов оказались куда более тяжелыми.
Будучи торпедированным считанными минутами позже флагмана, легкий крейсер, благодаря меньшим габаритным размерам и, чего уж греха таить, чуть более низким боевым навыкам пилотов 2-го корабельного авиационного отряда, получил в борт всего четыре мины. Но какие это были попадания! Одна мина, по всей видимости, ударила, либо во внешний винт правого борта, либо в его вал, погнув последний, отчего по крейсеру пошла жуткая вибрация, продолжавшаяся вплоть до остановки крутящей его турбины. Остальные же поразили два соседних отсека в носовой оконечности, где не имелось, ни двойного дна, ни угольных бункеров. И это экипажу еще крупно повезло, что взрыв, произошедший в полуметре от расположения подводного минного аппарата, не спровоцировал подрыва находившихся в торпедном отсеке боеприпасов. Часть торпед лишь сместились с мест хранения, да и только. В результате уже спустя пару минут после завершения налета затопленными оказались два соседних отсека, отчего корабль тут же заметно сел носом в воду. И с каждой минутой положение лишь усугублялось из-за последующего распространения
