Гигантский девяностотонный бомбардировщик, гордость английского Министерства авиации и лорда Бивербрука лично, плавно довернул на доли градуса, практически незаметно со стороны наблюдающих за полетом истребителей с авианосца «Викториэс». Ни один из них не мог даже мечтать подняться на недосягаемую высоту, на которой с легкостью совершал маневры «Виндикейтор».
Четыре турбовинтовых двигателя с соосно вращающимися винтами, блистеры трех стрелковых кабин (трех, а не четырех, потому что четвертая была втянута в брюхо между длинными люками бомбоотсеков и не видна), полукруглое остекление кабины экипажа и стреловидные крылья делали его похожим на гибрид из американского Б-29 и советского Ту-95. Максимальная же скорость в 662 мили в час (840 км в час) при рабочем потолке в 60 000 футов (18 300 м) плюс оборонительное вооружение из восьми пятнадцатимиллиметровых пулеметов «БСА-Браунинг» позволяли сделать его, по мнению командования английских ВВС, малоуязвимым даже для реактивных русских истребителей. Ударная же мощь его вообще не имела аналогов среди бомбардировщиков РАФ (английских ВВС): при нормальной бомбовой нагрузке в десять тысяч фунтов (четыре с половиной тонны) бомб он мог нести одну атомную бомбу типа «Той»[71] на дальность до шести тысяч километров, а на меньшую дальность – даже две такие бомбы.
В наушниках командира снова зазвучал голос штурмана, сержанта Симона Коэна, заставив его невольно поморщиться. Нет, в отличие от ближневосточных стран и некоторых доминионов, в которых после Палестинской войны положение евреев во многом стало возвращаться к Средневековью, метрополия и САСШ подчеркнуто не давали разгореться антисемитизму. Но при приеме на работу, в назначении на должности евреев незаметно оттесняли, а на бытовом уровне в некоторых городах появилось уже нечто вроде еврейских гетто. А флайт-капитан Суит был типичным англичанином, колебавшимся вместе с «общественным мнением», и присутствие в его экипаже такого штурмана объяснялось лишь высоким профессионализмом «Кошера» Коэна. О его способностях вести самолет в эскадрилье шутили, говоря, что он может определить правильный курс по запаху. Вот и сейчас Коэн передал небольшую поправку курса и сказал:
– На боевом, – сообщив, что самолет вышел на последний отрезок своего пути, заканчивающийся сбросом многотонной «игрушки» на заранее подготовленные цели. Суит передал эти слова по общесамолетной связи, вызвав вспышку активности у сидящего в полетной неге экипажа. Все опустили на глаза темные очки, бортинженер Микки Мерфи и представитель атомщиков инженер-испытатель Лен Дейтон защелкали тумблерами, проверяя готовность приборов контроля и самолетных систем к близким испытаниям. Радист, молодой флайт-сержант Беттерсби, передал условный сигнал на полигон, на котором тоже подготовились к предстоящему. Суит перевел самолет в плавное снижение.
– Начинаю отсчет, – сказал бомбардир Дигби, к которому перешло командование самолетом, и самолет задрожал, когда створки бомболюка, раскрываясь, вышли в набегающий воздушный поток. – Один, два, три… сброс!
Самолет ощутимо тряхнуло, огромная бомба устремилась вниз, затем над ней раскрылся парашют, и она, рывком замедлившись, начала плавно снижаться над заброшенным среди обширной океанской сини островом. Но большинство экипажа этого не видело, только сидевший в кормовой стрелковой точке стрелок успел несколько раз щелкнуть фотоаппаратом. Самолет же, уходя резким снижением, набирая скорость, устремился прочь от готовящегося разверзнуться рукотворного бедствия. Инженер-испытатель высунулся в блистер, пытаясь увидеть хотя бы что-нибудь, когда над островом Тамана вспыхнуло пламя и начал расти огромный, сюрреалистический, невиданный в природе гигантский гриб, а самолет тряхнула огромная рука догнавшей его ударной волны.
Потрясенный впервые увиденным наяву результатом трудов его коллег, Дейтон процитировал строки из «Махабхараты»:
– «Один-единственный снаряд взорвался со всесокрушающей силой. Раскаленный столб дыма и пламени, такого ослепительного, как десять тысяч солнц, рванулся в небо во всем своем устрашающем величии… Это было неизвестное оружие, железная молния, гигантский посланец смерти, превративший в пепел всех людей…»
Еще через двенадцать часов в Лондон и Нью-Йорк полетели радиограммы: «Игрушки получены. Счет оплачен. Сумма двадцать тысяч», – докладывающие о полном успехе испытаний атомного авиационного комплекса.
Теперь «атлантисты» полагали, что могут уверенно разговаривать со своими соперниками из ОВД. Заводы, производящие тяжелые самолеты и атомные бомбы, перешли на трехсменную работу. Недовольным повышением налогов и ростом цен гражданам объяснили, что во всем виноваты «красные». А тех, кто пытался выяснить правдивость фактов, отлавливали ФБР, МИ5 и прочие органы «защиты свободы и демократии».
СССР. Тюра-Там
На полигоне царило предстартовое оживление. Одна из двух уже построенных площадок для ракет Р-7 готовилась к запуску.
По подъездным путям неперерывно подтягивались составы с жидким кислородом. Поступавший в теплые баки, охлажденный до сверхнизких температур кислород мгновенно начинал испаряться, и ракета стояла окутанная облаками стравливаемого из аварийных клапанов пара. Заправка шла уже почти десять часов, и оставалось еще не менее двух часов до ее завершения. Томящиеся в гостинице сотрудники комиссии, конструкторских и заводских коллективов с нетерпением ожидали момента запуска. Еще бы, впервые было дано добро на запуск спутника Земли. Когда один за другим пуски ракет с практической боеголовкой на Камчатский полигон заканчивались неудачей, когда боеголовки одна за другой при входе в атмосферу разваливалась и никак не удавалось определить причины этого, в окружении Королева родилась мысль запустить хотя бы простейший спутник вокруг Земли. Но председатель Совмина СССР Берия и министр обороны Василевский решили, что это преждевременно. И пуски, о которых нельзя было найти и намека ни в одном документе с грифом менее двух нулей, продолжались.
Зато теперь разработанный в КБ Тихомирова спутник, с небольшой жилой камерой для собаки, напичканный максимально возможным числом разнообразных приборов и датчиков, был установлен на носителе. В пункте управления стартом стоял небольшой динамик, из которого доносился слышимый всеми равномерный стук сердца Лайки. Приученная тренировками к окружающей обстановке, она нисколько не волновалась, видимо, ожидая, что скоро это заключение закончится и знакомый лаборант снова угостит ее вкусными мозговыми косточками. Если все пойдет удачно, то так и будет. Только намного позднее, когда спускаемую часть спутника найдут в районе приземления.
