Убедившись в том, что вокруг нас только мертвые враги, я доковылял до шотландца и схватив его за плечо, дернул назад:
– Остынь, мать твою…
Скотт уставился на меня безумными глазами, по инерции рубанул еще раз клейморой и тяжело шлепнулся коленями в кроваво-красную кашу.
Я обвел взглядом трупы и отказываясь верить в увиденное, в отчаянии заорал:
– Живые, ко мне!!!
– Есть живые… – Оливье де ла Марш сидел, прислонясь к кривой сосенке, и держался за торчащий в плече арбалетный болт.
– Вставай, брат. Надо уносить государя… – Я бросился к нему и споткнулся о жутко изрубленный труп в богатом готическом доспехе, украшенном золотой герцогской короной, выгравированной на кирасе. – Что?!
А потом хрипло рассмеялся, вспомнив, что государь лежит раненым неподалеку, а это… это его верный шут Ле Гранье.
– Прости меня, друг… – Попытался закрыть ему глаза, но, не обнаружив их на раздавленном лице, в ужасе отдернул руку.
– Идем, Жан, здесь больше нет живых… – Де ла Марш потянул меня за собой.
Возле великого герцога Бургундии, лежавшего на расстеленном плаще, уже стоял на коленях Логан и пытался его напоить из кожаной фляги.
– Не смей!.. – Я выбил ее у него из рук и услышал позади зловещий шепот ла Марша: – Жан… Жан… мы не успеем уйти…
Обернулся и увидел небольшой отряд швейцарцев, переправляющихся через узенькую речушку, покрытую ледяной кашей. Уже переправившихся…
Жалко, а мы ведь почти спасли государя. Ну что же…
– Дай сюда… – Я отобрал клеймору у Тука и подтолкнул его к герцогу. – Оливье, Уильям… уносите его…
– Брат… – Гранд-метрдотель на секунду прижал меня к себе и взялся за плащ.
– Брат… – Тук хлюпнул расквашенным носом и ткнулся губами мне в латную перчатку.
– Живо… – Я примерился к мечу и развернулся к врагам. – И не надо меня хоронить раньше времени…
Говорил и прекрасно знал, что вру сам себе. Все, бастард Арманьяк, все. Теперь уже точно все. Да, ты не смог выполнить своих обетов, но зато смог красиво прожить свою жизнь и смог красиво умереть. Слабое, конечно, утешение, но все же… А вообще, как же все глупо…
Рослый швейцарец в латах, криками подгонявший солдат, неожиданно остановился и, закрываясь ладонью от пробившегося сквозь свинцовые тучи солнышка, стал пристально смотреть на меня.
– О, старый знакомый… – Я, опознав своего названого брата Ганса Вальдманна, махнул ему рукой. – Иди сюда, только не рассчитывай, дружище, что я сдамся тебе в плен…
Вальдманн наконец сделал шаг вперед, но зачем-то отвлекся на алебардистов, тыкающих руками в один из трупов. Внимательно всмотрелся в него и кивнул. Швисы взорвались торжествующим ревом, схватили мертвое тело за ноги и потащили обратно к месту сражения. Вальдманн помедлил мгновение, отсалютовал мне, и тоже отправился за ними…
Что за чудеса? И тут до меня наконец дошел смысл случившегося. Они приняли за герцога Ле Гранье!!! Шут, бывший верной тенью своего государя при жизни, сам стал государем после смерти. Жуткая ирония…
Приходя в себя, постоял еще немного и, догнав Уильяма с Оливье де ла Маршем, взялся за плащ. На молчаливый вопрос Тука просто кивнул и сказал:
– Мы будем жить, братец. По крайней мере пока…
А потом тащил непомерно тяжелое тело государя Бургундии и свирепо размышлял о превратностях судьбы. Судьба… Да, именно эта сука властвует миром. Ты можешь трепыхаться в тщетных попытках изменить свое предназначение, можешь даже поверить в свой успех, но… но в итоге все случится так, как тебе предначертано. Ну кто мог знать, что малолетний, всего полгода назад ставший рыцарем Рене с легкостью обдурит маститых военачальников? В том числе меня? И все же обманул, только имитировав лобовой удар, а главные силы направил на обнаженный фланг, чудом переправив основные силы через полузамерзшее болото. И метель скрыла этот его маневр. Судьба, мать ее за ногу!..
Поняв, что сражение проиграно, я возглавил эскадру шамбеланов и все-таки прорубился сквозь швисов в надежде спасти герцога. И спас бы! Но откуда я мог знать, что мы наткнемся на свежий отряд швейцарских арбалетчиков, только подходящий к полю битвы. Судьба…
Мы бы все равно вырвались… Но скрытое снегом болотце!.. Опять клятая судьба!.. Да пошла ты!..
Изо рта рвались жуткие проклятия, но я все же сумел смирить себя и заткнулся. Лучше молчать и не гневить Господа… и тогда…
– Что тогда? Мне уже все равно… – Я сплюнул и покрепче вцепился в окровавленный плащ.
Попеременно меняясь, мы дотащили Карла до неприметного оврага и остановились, услышав едва слышный шепот:
– Остановитесь… остановите… – Герцог едва шевелил мертвенно-бледными губами. При каждом вздохе из его рта выплескивались сгустки крови.
– Сир… я молю вас не говорить… – Де ла Марш бережно оттер платком кровь с подбородка Карла. – Скоро мы найдем лекаря…
– За… з-замолчи… Ты… – Карл показал взглядом на меня.
– Сир?
– П-помоги… – Рука герцога пыталась стянуть с себя золотую цепь из звеньев, стилизованных под кресала, с подвеской в виде овечьей шкуры. – На к-колени…
– Это он к вам обращается, Жан… – взволнованно прошептал де ла Марш.
Ко мне? Зачем?
Герцог несколько раз вздохнул, собираясь с силами, и ровным торжественным голосом продолжил:
– Я… я, герцог Карл Бургундский, гроссмейстер ордена Золотого Руна, правом, данным мне, принимаю тебя, наследник престола Арманьяков…
Я тупо смотрел на герцога и почти не понимал смысл его слов. Вокруг меня все остановилось, голоса звучали откуда-то издалека, а глаза видели только грудку желтого металла в руке Карла.
Орден Золотого Руна…
Орден Золотого…
Орден…
Я сейчас стану кавалером ордена Золотого Руна? Я?
– Государь! – попытался перебить герцога де ла Марш. – Но как…
– На костях!!! – яростно выкрикнул Карл, закашлялся и, отдышавшись, продолжил: – Прими девиз: «Pretium laborum non vile»[6]…
– Принимаю этот девиз, великий гроссмейстер… – Я взял из ледяных рук орден и передал де ла Маршу, который сразу надел его мне на шею.
– И неси честь и славу… – выдавил из себя герцог последнюю фразу и надолго замолчал.
Молчали и мы, понимая, что владетель Бургундии тратит свои последние мгновения жизни.
– Оливье… – Карл открыл глаза и прикоснулся к руке своего майордома. – Как церемониймейстер ордена, внеси сие событие в анналы…
– Это мой долг, сир… – Оливье де ла Марш торжественно поклонился своему государю.
