– Подними голову и отвечай на вопросы почтеннейшего амбаня, недостойный!
Лифань медленно поднял лицо и уставился на сапожки сановника, не смея посмотреть на его лицо.
– Императорская красная кисть, – амбань с немалым волнением пододвинул к себе свиток чжу би – резолюцию императора, написанную красной тушью, – доставленная сегодня из дворцовой канцелярии говорит о том, что северных варваров необходимо наказать ещё раз. Прошлый урок не был ими выучен и они снова бунтуют.
– Это другие северные варвары, господин, – дотронулся лбом до холодного пола Лифань, – у них иное оружие и…
– Что? – изогнул бровь чиновник и проговорил мягчайшим голосом:
– Ты смеешь сомневаться в словах священного императора?
– Нет, господин!‑ взвизгнул Лифань.
– Любой чижень[11] смог бы наказать речных разбойников и разнести их крепостицу! – уже уничижающим тоном произнёс амбань. – Ты же, никчёмный, не смог сохранить войско, вернувшись с жалкими остатками. Вернулись только китайцы и халхасцы, большей частью раненые и слабые, а где храбрые маньчжуры?
– Они все погибли, господин. Они сражались смело, увлекая за собой прочих, – пролепетал фудутун.
– Лучше бы ты погиб вместе с ними. А где корейцы? Ни один не вернулся – говорят, они возвратились к мятежникам и поступили к ним на службу?
– Да, господин! – ещё раз лбом ощутил прохладу каменного пола. – Разбойники дали им корабль, чтобы они ушли в Нингуту, а те вернулись обратно. Они предали нас.
– Они предали нашего императора! – проговорил амбань, качнув головой, отчего красный рубиновый шарик, венчающий его плетёную из ротанга шляпу загорелся лучом упавшего на него света.
– Мы потеряли несколько наших гарнизонов и чиновников в землях бунтующих разбойников. Мы потеряли половину имеющегося на Сунгари флота, а также мы потеряли две трети от посланного на усмирение варваров войска, – перечислял амбань, заставляя холодеющего от страха фудутуна вжиматься в пол при каждом его слове. – Что нам делать?
Лифань благоразумно промолчал, ожидая дальнейших слов, и они, после небольшой паузы, не замедлили последовать:
– Нам надлежит переговорить с дутуном Мукдена и с почтеннейшим цзянчаюйши[12], после чего мы решим, что нам следует затевать далее, чтобы усмирить и наказать варваров.
Лифань в ужасе застыл – сейчас он должен сказать о его участи!
– Что же касается тебя, недостойный, то ты более не фудутун[13], потому как твои способности достойны лишь звания цзолина[14]. Наказан будет тот, кто планировал поход из Нингуты на старых и слабых кораблях.
Спустя несколько дней решение высших столичных чиновников, облечённое в волю самого императора ушло в Нингуту, вместе с сотнями строителей и тысячами воинов, под началом нового военачальника. Им предстояло готовиться к походу на варваров, строить новые верфи, взамен старых. Строить новые корабли, взамен старых. А столичные чиновники должны были проинспектировать самое удалённое в земли варваров маньчжурское поселение, которое, словно авангард знамённых войск, твёрдо стояло на притоке Сунгари. После чего им надлежало решить, что ещё нужно сделать, чтобы усилить Нингуту. Ещё весной, после того, как пошли слухи о новом князе‑мятежнике на Хэйлунцзяне – реке чёрного дракона, в Нингуту дутуном был назначен хорошо проявивший себя в землях халхасцев военачальник Дюньчэн, бывший командир знамённого гарнизона. Поскольку ему пришлось задержаться в столице, Дюньчен отправил свою семью на новое место службы, под защитой отборной сотни воинов. А ещё он не медля ни дня, вызвал к себе Лифаня, командовавшего неудачным походом на разбойников. Дюньчэн понимал, что на этот раз спрос будет с него, а в случае неудачи дутуна может ожидать лишь чжэнфа, казнь через отсечение головы. Расставаться с ней честолюбивый военачальник не желал, поэтому надо было узнать как можно больше о будущем противнике. Признаться, Дюньчэн был поражён словами Лифаня – тот говорил о множестве пушек и аркебуз у врага. На это дутун удивлённо заметил, что в землях халхасцев, кои несомненно более цивилизованны, нежели в лесные варвары, пушек и вовсе нет.
– Откуда же они могут быть у этих дикарей?
– Господин, им помогают чужеземцы из‑за дальнего моря. Это христиане, я видел крест на их знамени! – воскликнул Лифань.‑ Они были среди амурских жителей, они не похожи на них.
– Дальние варвары главенствуют над амурцами? – внимательно посмотрел на собеседника Дюньчэн.
– Да, господин! Один из них прикрикнул на дахура, что хотел прирезать меня и тот покорно отошёл, – проговорил Лифань. – У дахура была и аркебуза.
– Стало быть, нам необходимо как можно больше стрелков! – военачальник стукнул кулаком по невысокому столику. – Нам нужны корейские аркебузиры.
– Они ненадёжны теперь, господин, – Лифань счёл свои долгом предупредить дутуна о недостойном поведении воинов вассала Цин.
– Откуда ты можешь знать это точно? – насмешливо посмотрел на него Дюньчэн. – Быть может они вернулись, чтобы умереть вслед на маньчжурами?
Лифань счёл за лучшее промолчать. Дюньчэн же, подозвав писца, приказал тому записывать свои пожелания в комплектовании войска. Он испрашивал большее количество пушек и солдат, вооружённых аркебузами, нежели было в своё время у Лифаня. Вскоре в Нингуту должны были начинать свозить запасы продовольствия, подводы с боеприпасами и вооружением. Семья дутуна ещё с начала весны находилась в Нингуте. Дюньчэн, беспрестанно обдумывающий предстоящую операцию, не желал такого позора, что испытал Лифань. Посему военачальник неофициально приказал ему быть рядом с собой, но не показывать остальным, что дутун спрашивает у Лифаня советов. Для начала, думал, Дюньчэн, надо потребовать у амурцев изгнания чужеземцев из их земель, а также прекращения торговли с чужаками. После чего ближним варварам можно пообещать, что они могут жить в мире с Цин. Тогда не нужно будет враждовать, поскольку они будут слабеть, а Цин – усиляться. Если же у варваров есть крепость, то нужно выманить их на равнину, осаждать крепости – последнее дело. Лучшим вариантом стало бы подчинение нового туземного князя на Амуре – можно пообещать ему должности и подарки, он не устоит, варвары падки на лесть и уверения в дружбе. После чего роль гостя нужно поменять на роль хозяина и всё встанет на свои места. Главное заставить их выгнать христиан, поскольку, оставшись без этого союзника, амурцы не смогут управляться с артиллерией и доставать заряды. И тогда со временем плод упадёт в подставленную корзину.
– Нужно напасть всеми силами и сразу! – воскликнул Лифань, недовольный выжидательной тактикой своего военачальника.
– Спешить нельзя! Побеждает тот, кто проявляет осторожность и ждёт неосторожности от противника, Лифань, – поучительно произнёс Дюньчэн. – Сначала будь как застенчивая девственница – и враг откроет тебе двери, а потом будь, как вырвавшийся заяц – и противник не успеет принять мер к защите.
Лифань почувствовал, что его щёки горят, ведь сейчас он почувствовал себя глупым крестьянином, которому необходимо объяснить очевидное. Противно. Пусть будет, что будет, а ему сейчас надо позаботиться о своём добром имени – а это значит, что надо в точности исполнять указания Дюньчэня. Ведь это он отвечает за операцию против мятежников. Посмотрим, что получится у него. И тут Лифань понял, что ему хочется, чтобы и Дюньчэн не справился с этими мятежниками.
Маньчжурия. Долина реки Хурга близ Нингуты. Июль 7151 (1643).
Обе канонерки приближались к цели своего похода – маньчжурской крепости на извилистом притоке Сунгари. Нингута, по словам пленных корейских офицеров, находилась уже совсем недалеко. Однако вечерело, поэтому Матусевич приказал становиться на отдых.
– Атакуем завтра на рассвете. Посты сегодня должны быть усилены, – приказал воевода Мирославу, своему заместителю. – А тунгусские патрули пускай уходят поглубже, не повредит.
– Товарищ майор, насколько мы знаем, в крепости не более четырёх сотен воинов, – напомнил Гусак о расспросе корейцев, что были схвачены тут три с лишним года назад. Тогда людьми Матусевича и Дежнёва была разгромлена маньчжурская застава. – Пополнения вряд ли они получили, до Нингуты ходу с месяц будет.
– Верно, Мирослав – кивнул Матусевич. – Но сейчас можно и перебдеть! Кстати, после обхода жду в моей каюте, мы с Вольским и офицерами будем обсуждать завтрашний день. Корейцы дорисовали план крепости, городка и причалов.
– Да, представление надо иметь, – согласился Гусак. – Хотя я думаю, с этими штуками, – кивнул он на кормовую пушку, – нам будет нужно лишь увидеть вражескую крепость.
Матусевич ухмыльнулся и, хлопнув Мирослава по плечу, исчез за дверью. План операции был прост, как мычание – обстрел и зачистка. Свидетелей оставлять сунгарийский воевода не желал. Он и тех пленных, что были захвачены при нападении маньчжур на его крепость, не хотел отпускать. Тогда сказалось лишь их количество, да желание Соколова пополнить штат рабочего посёлка при угольной шахте на Ангаре и Нерчинского рудника. А так никто бы не ушёл живым, из тех, кто видел Сунгарийск.
