– А я думала, ты меня возненавидел…
Джулиана запрокинула голову, зажмурившись от наслаждения.
– Я хотел возненавидеть тебя. – Палец его скользнул в ее потаенные глубины, и Патрик едва не застонал от восторга: на ощупь она была словно горячий шелк. – Но при этом хотел еще и овладеть тобой. Когда я думал о тебе долгими ночами в Мореге, воображал, как ты, разрумянившись и задыхаясь, лежишь подо мной, готовая выполнить любую мою прихоть. И все это после единственного нашего вальса! Представь, что я сейчас хочу с тобой сделать – ведь теперь я распробовал угощение…
Джулиана мучительно желала, чтобы муж овладел ею незамедлительно, на этих мокрых смятых простынях. Она хотела кануть в пучину страсти навсегда… Она хотела этого… хотела прямо сейчас!
Желание накатывало на Джулиану, подобно волнам прибоя. От признания супруга с нее словно спали некие невидимые путы, и она храбро и бесстыдно притянула его к себе. Джулиана лизнула его за ухом, затем слегка прикусила зубками кожу у основания шеи и улыбнулась, когда из груди Патрика вырвался хрипловатый смех.
– Ты что, загрызть меня хочешь, жена?
Патрик рассмеялся, и в этом смехе было что-то невероятно интимное.
– Просто хочу тебя поторопить, – созналась Джулиана.
…Нет, ее тело приветствовало неторопливые ласки – по этой части Патрик был совершенно великолепен, – но кровь уже закипала в жилах. Яростное объяснение, приведшее супругов в постель, словно воспламенило все ее существо, и сейчас Джулиане требовалось нечто большее, нежели искусная ласка супруга. Слишком они мешкали на пути к блаженству… Пора было наконец завершить это долгое путешествие.
– Не желаю больше ждать, – шепнула она, готовая умолять, если потребуется.
– Ничего не имею против спешки. – Патрик запустил пальцы в ее роскошные кудри. – Если мы будем спешить вместе.
Прильнув к ее полураскрытым губам обжигающим поцелуем, он вошел в нее. И Джулиана всецело отдалась сладкой муке…
Она прижималась к мужу, жаждала уже знакомого ей ощущения и понимала, что оно вот-вот настанет. На сей раз все было иначе: она уже знала, что пламя, пылающее у нее под кожей, – это всего лишь прелюдия к тому головокружительному, что ожидает в конце. И Патрик поможет ей пройти этот путь, лаская грудь, сладко шепча ее имя…
Джулиана была охвачена чувством, которое он пробудил в ней, и теперь она знала, что имя этому чувству – Любовь. И она отпустила себя на свободу. Отныне Джулиана доверяла супругу и себе самой. Ее тело уже знало, чего ожидать, и томилось по тому ослепительному мгновению, которое должно было вот-вот настать…
– Пожалуйста, – взмолилась Джулиана.
Патрик послушно склонился и прильнул губами к ее соску. Этого оказалось достаточно, чтобы все тело ее содрогнулось в его объятиях, а взгляд заволокло пеленой страсти. Из груди Джулианы вырвался почти звериный крик, но его заглушил протяжный сладкий стон Патрика…
Она возвращалась к реальности блаженно долго. Предметы в комнате мало-помалу обретали четкие очертания. Сперва Джулиана увидела пылающий в камине огонь. Потом пол, где валялись башмаки Патрика, облепленные грязью. Затем промокший насквозь ковер, остывающую ванну… и, наконец, мужа – его всклокоченные каштановые волосы, стройное подтянутое тело и такую самодовольную улыбку…
Впрочем, если у кого и были причины для самодовольства, то это у нее.
Джулиана улыбнулась, все еще пребывая во власти сладкого дурмана:
– Почему ты так… так похотливо ухмыляешься?
Патрик сгреб ее в объятия и провел ладонью по руке, отчего по коже тотчас побежали мурашки.
– Ты потеешь. До сего дня я и не подозревал, что истинные леди потеют…
– Полагаю, что абсолютное большинство леди не потеют никогда, – сказала Джулиана, понимая, что ей стоило бы обидеться. Но разве время сейчас обижаться, если самым горячим ее желанием было повторить то, что произошло несколько минут назад? – Впрочем, они вернее всего и не занимаются любовью.
Прямо над ее ухом прозвучал бархатный смешок:
– Ну и дуры…
Джулиана хотела целую вечность провести вот так – лежа на его груди, влажной от пота, за дверью со сломанным замком, подпертой дубовым стулом. Но рано или поздно придется вернуться к действительности.
– Полагаю, мне нужно принять ванну.
– Но зачем?
– Как зачем? Потому что я вспотела, как ты только что сам весьма любезно отметил.
Приподняв огненные завитки на ее затылке, Патрик поцеловал жену в шею:
– Придется тебе немного подождать с этим. Потому что я еще не закончил.
Прижимаясь к мужу, Джулиана почувствовала, что его тело вновь пробуждается, и закрыла глаза в предвкушении наслаждения.
– Думаю, я могу ненадолго отложить купание, – шепнула Джулиана, а губы Патрика уже вновь умело воспламеняли ее чувства. – Ну… покуда ты не закончишь.
Патрик рассмеялся, и от этого бархатного смеха по телу Джулианы пробежала сладкая дрожь.
– Я никогда не закончу, Джулиана. Так что берегись, любовь моя! Возможно, ты никогда в жизни больше не будешь мыться…
Октябрь 1843 года
Он оказался не готов к встрече с добропорядочной английской мисс.
Правда, это определение вряд ли было применимо к рыжеволосому младенцу, которого Джулиана подарила ему этой октябрьской ночью, в полнолуние…
Триумфальное появление их дочери было обставлено, разумеется, с максимальным эффектом. Дочка появилась на свет двумя неделями ранее предсказанного срока, и Патрик подозревал, что проделала она это с единственной целью – удивить их всех. И появилась лишь спустя пять часов после того, как решительно объявила о своем намерении: потуги у Джулианы начались за ужином, после второй перемены блюд.
Когда первая волна паники улеглась и Патрик понял, что его супруга не склонна родить по всем правилам, принятым в добропорядочной Англии, он, отодвинув локтем домоправительницу, засучил рукава и принялся сам помогать роженице, хоть это и не подобало графу.
Держа на руках скользкое крохотное тельце, Патрик глядел в сморщенное личико своей дочурки и понимал, что никогда в жизни не видел ничего прекрасней. Мягкой салфеткой, услужливо протянутой домоправительницей, он прочистил дочке ноздри, чтобы помочь сделать первый вдох. Малышка тотчас коротко и глубоко вдохнула, впервые пробуя жизнь на вкус…
А затем леди Сара Джейн Чаннинг издала отчаянный и очень громкий вопль, тотчас напомнивший Патрику голосок ее матушки.
С величайшей неохотой Патрик вручил новорожденную домоправительнице. Если в процессе родов его медицинские навыки оказались чрезвычайно полезны, то в купании и пеленании он ни черта не смыслил. Когда же малютка Сара наконец приобрела вид, приличествующий дочери пэра Англии, Патрик отнес ее к Джулиане и замер, благоговейно глядя, как детка тотчас притихла, стоило ей очутиться в материнских объятиях…
