— Общий сбор! Сюда все!
Собрались — краше черти в аду. Ранены или контужены почти все. Почему-то так получилось, что противник на протяжении всей кампании владел безусловным численным перевесом, но они все равно дрались.
— Впереди кажется смертники. Мы должны прижать их и выиграть время для танка, пока он выдвигается на позиции. Как танк начнет выдвигаться — услышите по двигателю — огонь. Самое главное — не дать гранатометчикам сосредоточить огонь на танке. Нужны две минуты, господа, не больше! Всем все понятно?
…
— С нами Бог!
Отвечать ни у кого сил не было — все просто разошлись по своим позициям.
В комнате, где нашел себе позицию с пулеметом Татицкий, все было относительно цело, по крайней мере, тут ничего не обгорело, баррикады из мебели устраивать не пытались — только стекла выбиты и осколками засыпана вся комната, а на противоположной стене — следы от пуль.
— Аллах Акбар!!! — заорали внизу, кажется через мегафон.
В этот же момент взвыл двигатель танка, с каким-то скрежетом он пошел вперед, толкая перед собой машину. На улице загрохотало.
Первую очередь Татицкий дал вслепую, потом все же высунулся. Боевики засели в домах по обе стороны дороги, район был старый, восточный, а потому — высокие заборы непонятно зачем, за ними легко укрываться. Били из всех окон, из первого, второго этажа, по танку, по ним — и били так, что отдельных выстрелов было не различить.
Отсекая короткие очереди — пулемет бился в плечо, плевался опорожненной лентой, но работал — Татицкий пытался не дать боевикам вести огонь, он сосредоточил огонь на здании и заборе, что были по левую руку от него. За танком шла боевая машина пехоты, сейчас не нужная, потом еще одна, а за плюющейся черным дизельным выхлопом кормой танка скрывались несколько автоматчиков и пулеметчиков: в их задачу входило не дать смертникам или просто бойцам противника подойти к танку вплотную, чтобы поставить кумулятивный, или обычный заряд. Но огонь был столь силен, что все это они могли — это держаться за кормой танка, прикрывающей их от пуль.
На втором этаже появился гранатометчик, вскинул на плечо свое оружие — Татицкий срезал его последними остававшимися в ленте патронами. Гранатометчик вывалился с балкона, упал — и тут кто-то, кого он не заметил, долбанул по его позиции из Мухи.
Хорошо, что рвануло не прямо перед его головой, на стене — заряд прошел выше и рванул в глубине большой комнаты, на потолке, его ранило и повторно контузило — но основную часть осколков принял на себя его большой рюкзак, в котором чего только не было, и каска. Тем не менее — поручик упал, и лежал… десять секунд, или двадцать… Потом, оглушенный, не понимающий что происходит, он начал вставать и тут танк, окончательно занявший позицию — выстрелил.
На улице ахнуло, содрогнулись даже стены — восемь дюймов, фугасный снаряд пролетел всего три десятка метров и врезался в дом, откуда вели шквальный огонь несколько боевиков, в основном уцелевших на первом этаже. Дом моментально рухнул, оставив на своем месте только развалины и огромное облако пыли. Танк перенес всю свою ярость — крупнокалиберная спарка все же не фунт изюма — налево, и боевики дрогнули, побежали…
Снова ахнуло — и на месте автобуса, перекрывавшего улицу, ничего не осталось — только пламя и какие-то искореженные обломки.
Наскоро перевязавшись — а кроме ног больше ничего не пострадало, только в голове не осталось ни единой мысли, только шум в ушах — Татицкий попытался поднять пулемет — и понял, что сделать это не сможет.
Вышел на улицу, с трудом сохраняя вертикальное положение. Оперся об стену, хлебнул из фляги — и тут его вывернуло наизнанку. На улице уже собирались те, кто оставался еще в живых…
Когда-то провели исследование, давшее небезынтересные результаты. Армия итальянского королевства становится небоеспособной при пяти процентах потерь. Британцы при двадцати, североамериканцы то же самое, германцы при тридцати — тридцати пяти. Русская армия становится небоеспособной при пятидесяти процентах потерь.
— Э, браток… На, хлебни — кто-то протянул флягу.
Как ни странно — водка пошла лучше воды. Немного захорошело…
Снова выстрелил куда-то танк.
— Господа, осталось немного! Вперед!
И они пошли вперед…
Танк продвинулся дальше по улице, пулемет его уже молчал, потому что не было боеприпасов — зато спаренная с орудием пушка старалась вовсю.
Ожило еще одно здание — боевики подтягивались с тылов, над головой пролетали самолеты и вертолеты, но они наносили удары где-то восточнее. Его взяли достаточно быстро — под прикрытием двух пулеметов одному из десантников удалось зайти с фланга и забросить буквально под ноги нападающим эфку, гранату Ф-1. После того, как рвануло — десантники рванулись вперед, несколько человек проскочили зону обстрела со второго этажа и ворвались в здание. Кто-то догадался, не высовываясь из окна выпихнуть в оконный проем гранату — но осколки только бессильно хлестнули по стенам — десантники уже ворвались в здание. Среди них был и Татицкий.
— На втором этаже остались еще… — сказал кто-то.
— Вперед!
Татицкий решил задержаться, нашел лестницу…
Лестница была не забаррикадирована и вела куда-то наверх, там было что-то типа холла, и были еще двери. Закрытые.
Дверь открылась, бородатый боевик с белыми яростными глазами сунулся в холл, прямо на прицел — и рухнул от короткой очереди в грудь. Хлопнула дверь — кто-то открыл ее и сразу захлопнул. Поняв, что это означает — поручик успел отступить ниже по лестнице, осколками его не задело. Вторую дверь захлопнуть не успели — и он сам бросил туда гранату. В комнатах сильно бабахнуло.
Вошел, держа автомат наготове. Боевик, сунувшийся в холл, был мертв, у стены скрючился еще один, видимо попали раньше. Третий был жив, хотя лицо его представляло собой кровавое месиво, не было видно ничего, ни глаз, ни носа, ни рта. Поручик выстрелил в него, затем поднял уже знакомый пулемет, точно такой же, какой он оставил на прежней позиции. Под водку пулемет уже не казался таким тяжелым, он приложился, дал короткую очередь по соседнему зданию — пулемет тряхнуло, полетели на пол гильзы. Работает…
Стреляли где-то по правую руку, на северо-востоке…
Вместо того, чтобы идти вслед за остальными, он решил идти напролом, по улице. Вышел обратно — туда, где их прижало огнем, помахал рукой танкистам, показывая, что свой. Потом перебежками двинулся вперед. Дым от разорванных крупнокалиберным снарядом автобусов прикрывал его, и он смог выйти на позицию, годную для стрельбы. Там дальше был забор, и были пулеметы, бьющие из окон второго этажа здания. Он снял подствольный гранатомет с предохранителя, прицелился — и двумя выстрелами загасил обе огневые точки. Первый же выстрел из подствольника с упертым в плечо прикладом вызвал такую тошноту, что со вторым он не рискнул — упер приклад в стену, пусть и целиться так намного сложнее. Потом пошел, если это, похожее на пьяный танец передвижение можно назвать таким словом — догонять остальных.
