Приятелю тоже было не по себе. Чуек заметно трусил и заводил речи о том, что-де утром сподручнее упыря ловить.
«Так-то оно так, – ответствовал Гридя, – да только мы с тобой опять будем не у дел – упырь-то, как солнышко взойдет, обратно человеком обернется, а как это не пришлец, ищи его тогда».
Наконец они дошли до яра. Сверху летел душераздирающий вой.
– Полезли, – поцеловал оберег Гридя, – вон тропа.
– Лучше давай я спрячусь, – предложил Чуек, – а ты его раздразнишь, а когда он слезет, я из засады ему в спину ударю.
Гриде тоже не хотелось идти в лес, но и план Чуйка парню не нравился – коли струхнет приятель, вовремя не вылезет из укрытия, то придется одному от упыря отбиваться.
– Ладно, – все же согласился Гридя, – только смотри – не струсь.
Чуек обиженно пробурчал что-то и залез в куст бузины, одиноко растущий у самой стены обрыва.
Гридя чего только не делал: прыгал, как подбитая камнем птица, корчил рожи, выкрикивал оскорбления, даже швырял камни на яр… А упырь все не появлялся. Более того, даже выть перестал.
«Может, то обыкновенный волчище, мало ли их тут бродит, а я из кожи вон лезу», – подумал Гридя. Еще немного поскоморошничал, со злости плюнул и уселся на корягу, валявшуюся рядом. Все, хватит!
– Эй, Чуек, вылазь, нет никого!
Вдруг послышалось сиплое дыхание. Гридя обернулся. Лютый стоял на задних лапах и внимательно смотрел на Гридю, словно прикидывая, куда лучше вцепиться. Подкрался, проклятый!
Гридя свалился с коряги и, вытянув оберег из-за пазухи, зашептал всякие ругательства, чтоб отпугнуть нечисть. О том, что отгонять упыря не надо, а надо на него броситься и зарубить топором, он как-то сразу забыл. Упырь медленно пошел на него, раскачиваясь, будто от порывов ветра. Гридя вскочил и бросился наутек. Чуек из куста рванул в противоположную сторону, воя почище всякого упыря.
Позади – тяжелые прыжки. Гридя мчался вдоль яра к кустарнику, темневшему впереди. Мужество постепенно возвращалось к нему. Он добежит до этих зарослей и встретит упыря в них, чай, там волчара шибко не поскачет. Эх, жаль, Чуек опять струсил. Ну ничего, зато весь почет Гриде достанется. Никто после не скажет, что он бедовик…
Гридя влетел в кустарник. Ветви больно хлестали по лицу, сучья цеплялись за рубаху, отрывая от нее лоскуты и царапая тело. Вдруг его вынесло на небольшую «полянку», свободную от растительности. Под ногами захрустел ломкий хворост.
Оборотень, ломая ветви, пер вслед за ним. Гридя стиснул топор, развернулся навстречу вражине.
Вдруг из кучи хвороста показалась пятерня. Гридя от неожиданности и страха заорал. Пятерня схватила его за ногу и так рванула, что земля оказалась прямо под носом. Над бедовиком Гридей нависла огромная черная фигура.
«Все, пропал, – подумал он и зажмурился. – Только бы не мучили, проклятые».
* * *
На Степана неслось «нечто». Оно кашляло, рычало. Оно поднималось на задних лапах, мотало злобной мордой, клацало какой-то железякой… Во всем облике оборотня было что-то несуразное и даже комичное. Шкура торчала клочьями и местами облезла, чрезмерно длинный хвост волочился по земле, то и дело цепляясь за сучки, когти на передних лапах были явно накладные. Вдобавок ко всему на груди красовалась здоровенная дыра, из которой проглядывала холстина.
«Наверное, по местным понятиям, ты и впрямь страшен, – усмехнулся Степан, – а у нас бы тебя не взяли даже рекламировать собачьи деликатесы».
По всей видимости, ряженый гнался за мальчишкой. Наткнувшись на Степана, он остановился метрах в двух, прикидывая, напасть или ретироваться.
– Ну и… – поинтересовался Степан, незаметно перенося вес на правую ногу и заряжая руку на удар.
Из двух вариантов победил второй. Тварь взвыла и… ломая ветки, понеслась опрометью назад.
– Черта с два ты уйдешь! – взревел Степан и кинулся вдогонку. – Твою рожу даже сквозь личину трудно не признать. Думал на меня свалить свои бесчинства, старый… – Тут Степан вставил словцо, которое не принято произносить в приличном обществе.
Бегал ряженый быстро, но выносливостью не отличался. Шагов через пятьдесят начал выдыхаться, а еще через пятьдесят – еле волочил ноги. Белбородко с ходу вкатил ему хорошего пинка и, прыгнув на спину, свалил с ног. Беглец, оказавшийся не по годам проворным, попытался вцепиться в горло железным капканом. Степан ударил по запястью, выбив странное оружие, затем просунул правую руку под шею, ладонь левой аккуратненько положил на затылок и всю эту конструкцию сжал. Ряженый забился, захрипел. Ох, как же подмывало Степана надавить посильнее, чтобы освободить землю от этого червя. Нет, убивать он его не будет. Этот гад, можно сказать, единственное его алиби. Вот отключить, чтобы не действовал на нервы хрипами и стонами, это позволить себе можно. Что Степан и сделал с превеликим удовольствием.
Наконец ряженый угомонился, и Степан, оставив его лежать на песке под речным обрывом, поднялся. По полю, словно десятки светляков, метались огни факелов. Со всех сторон людины бежали к нему, громко крича и размахивая топорами, рогатинами и прочим скарбом, которым совсем недавно охаживали хазар. Степан, порывшись за пазухой, извлек «ТТ», снял с предохранителя. Толпа стремительно приближалась…
* * *
Его окружили плотным кольцом, вернее, не кольцом, а подковой, потому что за спиной был яр, а славы человека-паука он себе еще не снискал. Впереди теснились мужики с рогатинами, топорами, косами, цепами, кистенями и обыкновенными кольями. За ними жались бабы и ребятишки. Все пришли посмотреть на ненавистного упыря.
Впрочем, одна представительница прекрасного пола не пряталась за спины мужского населения веси Дубровка. Опалиха держала остро затесанный кол, по всей видимости, осиновый, и колом этим недвусмысленно нацелилась на Степана.
– Бей его! – вдруг закричала тетка. – Чего ждете, вот он, проклятущий!
Толпа взвыла, подалась вперед. Степан отпрыгнул и выстрелил в воздух. Народ испуганно попятился.
Белбородко взял под мышки лежащего на земле и рывком поставил на ноги.
– Вот кто вам нужен, узнаете? Молчите? А я узнал. – Степан ударил снизу кулаком по волчьей челюсти, и голова зверя, как мотоциклетный шлем, повисла на ремнях за спиной ряженого.
– Азей, – охнула толпа.
Десятки рук потянулись к ведуну. Он, уже успев очнуться, затравленно мотал головой, умоляя его пощадить. Людины вмиг изодрали накидку из волчих шкур. Женщина с разметанными, как у ведьмы, волосами подобрала железную волчью пасть и принялась рвать Азея.
– Так-то было моей доченьке, душегуб ты проклятый! – кричала она. – Что, нравится тебе?
Окровавленный ведун ползал у ее ног, хрипел:
