Семен легко спрыгнул на дорогу и довольно потянулся, что не говори, но больше пятнадцати верст, даже в считающейся мягкой коляске, то еще удовольствие.
— Все, свободен. Жду поутру в понедельник.
— Ясно.
Кучер дал посыл вожжами и справная лошадка снова прорысила по улице, поднимая за коляской пыльное облачко. Не то, что из под автомобильных колес, но все же надо бы как-то облагородить дорогу. Интересно, а когда изобрели асфальт? А автомобили вроде как уже и есть, уж лучше железный конь с бешеной скоростью в тридцать верст в час, чем эти коняги, вот ей-ей устал от них.
Посмотрев по сторонам как человек, которому некуда спешить, Семен притопнул, разгоняя кровь по застоявшимся ногам, после чего степенно направился к калитке. Родной дворик встретил его благоуханием первоцветов, надо же, стоило фактически начать жизнь по новой, чтобы обзавестись своим домом и семьей. А может жизнь всегда начинается наново, когда двое образуют семью, ведь для обоих наступает переломный момент, когда думаешь уже не о себе, а о ком-то еще, но так как о себе. Муть какая-то. Но что-то в этом есть. Вот вышагивает он по мощеной дорожке а сердце беспокойно бьется, под ложечкой как-то томительно потянуло, от предвкушения встречи и в тоже время закрадывается обида, прошел уже половину дорожки, а дверь не распахивается и его никто не встречает. Нет, понятно, что его сегодня никто не ждал, что в собственном доме он редкий гость, не будешь же дни напролет сидеть у окна и ждать, когда же появится ненаглядный, но вот хотелось этого до дрожи в коленях. О! А слабость-то в ногах имеется. Вот же блин, гроза хунхузов и георгиевский кавалер, а может еще и медвежью болезнь подхватишь.
Он уже прошел две трети расстояния от калитки до крыльца, не так чтобы и большое расстояние, всего-то шагов двадцать, двадцать пять, как входная дверь распахнулась и из нее выметнулось нечто вихреобразное. Лена с задорным 'А-а-а!', взметая полы длинной свободной юбки бросилась к мужу и в мгновение преодолев разделяющее их расстояние подпрыгнув, ну а как еще-то, повисла на шее Семена. Он еще и слова не успел сказать, а ее губы уже с жадностью впились в его не давая произнести ни слова. Под сердцем разлилось тепло, а вот ноги отчего-то продолжают выказывать слабость, а еще голова дала сбой. Странно, с вестибулярным аппаратом вроде никогда проблем не было. Впрочем, это только до встречи с этой маленькой бестией, а как в первый раз ее поцеловал, так он зараза постоянно сбоит.
— Леночка, ты это… Люди ведь смотрят, — попытался он урезонить жену, но привычной твердости в голосе нет. Да какая тут твердость, если он растекается как нагретый воск.
— Ну и пусть смотрят.
— Вот хотел же поставить высокий забор.
— От кого прятаться решил, медведище? Есть будешь?
— Ага и не только.
— Насчет не только, обождешь. А обед Глаша уже накрывает. Пошли.
— Мишка-то где?
— Спит твой богатырь. Время-то обеденное.
Вот так, вот. Сама метр в прыжке, а с видом завзятой собственницы ухватила живую гору за руку, считай повисла на ней и повела мужа в дом. Кормить.
— Ты на долго? — когда с ужином было покончено, поинтересовалась Лена.
— До понедельника.
— Ого. Целых два дня дома пробудешь. Замечательно. Обязательно съездим в центр, Мишеньке очень понравилась кондитерская на Светланской. Ее только месяц как открыли.
Сынок, которому едва исполнилось полтора года, был непоседой и гордостью родителей, а еще он оказался ужасным сластеной, и был чрезвычайно охочь до вздобной выпечки. Семен припоминал, что по рассказам матери и сам был ни разу не дурак, поесть сладкого или булочки, особенно с пылу с жару пока не остыли. Многие утверждают, что это вредно, возможно они и правы, тем паче имеют ученые степени, но зато до чего же вкусно.
— Обязательно сходим. Я тоже хочу сладкого. У нас там, не то что сладкого, а вообще разнообразия в еде считай никакого.
— Ну и зачем тебе нужно сидеть в той тайге. Вон Антон сам и сидел бы, — обижено проговорила Лена. Однако, Семен знал, не со зла она брюзжит на Песчанина, тот у них с Анечкой прямо-таки в любимцах ходит, просто хочет почаще видеть рядом мужа.
— Не дуйся. Каждый занимается своим делом. Сергей сидит во Владивостоке, а мы с Антоном вечно в разъездах.
— А то, что ты на войну укатил, тоже работа?
— Это нужно было, для дела.
— А…
— Эту тему закрыли, — как не любил Семен жену и не млел при виде нее, это он произнес твердым голосом.
У Гаврилова вообще проявилась странная сторона характера. Как выяснилось, дома он превращался в самого настоящего подкаблучника и Лена вертела им как хотела. Пожелай она, и могла бы забравшись ему на голову сплясать задорную Кадриль. Но если она пыталась переступить грань за которой начиналась работа Семена, то тут же натыкалась на непробиваемую стену.
Поднявшись со своего места Лена тут же уютно устроилась на коленях мужа и прижалась к его необъятной могучей груди. Сам собой из груди вырвался тяжкий вздох, на глаза навернулась слеза и она уткнулась в грудь Семена, забавно шмыгнув носом.
— Этот сатрап опять тебя куда-то усылает? — глухо проговорила она.
— А ты откуда… — договаривать он не стал. Понятно. Женское сердце. Поди его обмани, если речь заходит о любимом человеке. — Так надо. Для дела.
— На долго?
— На этот раз да.
— С тобой нельзя?
— Нет, Леночка. Там куда я направляюсь и медведей не сыщешь, — вот ей-ей, ни единого слова лжи. Нет там медведей, если только разные гады ползучие, да акулы.
— Вот неугомонный. Сам ни минуты на месте усидеть не может и тебе не дает. Какая все же Аня счастливая. Ее-то Сергей все время дома, если только на заводе или НИИ задержится, но обязательно позвонит, предупредит. Знаешь, у меня сложилось такое впечатление, что он все время куда-то опаздывает. Сам бежит и вас все время подгоняет.
— Ну, в чем-то ты права.
— Ни в чем-то, а во всем. Да ваши рабочие по больше вашего отдыхают. Ну, вот скажи, когда ты в последний раз водил меня в театр.
— Малыш, ну не начинай.
— Ладно, медведище, — Лена ласково потрепала мужа за чуб, а затем серьезно заметила. — За своей беготней этот молодец всю свою жизнь под откос пустит.
— О чем это ты?
— А то ты не знаешь. Светочка Науменко, мне прохода не дает. Как увидит тут же подходит. Напрямик спросить стесняется, но всячески старается узнать все об Антоне. Где он, что делает, здоров ли.
— Лена, ей же девятнадцать.
— Ну и что. А Антону только тридцать один. И потом из них получилась бы прекрасная пара.
— Ты же знаешь, что Антон на месте не сидит, ну что это будет за семья.
