Нечаева сама не заметила, как сжала мои пальцы почти до боли.
— Я рос беспокойным, хворым и вечно голодным. Пришлось много работать, чтобы не зазря есть хлеб. От работы я никогда не отлынивал. И завсегда учился всему, чему только мог. Но судьба сыграла со мной злую шутку. Когда пришло мое время найти своего зверя — я занемог. Пришла лихорадка, и меня знобило так, что зубы бились друг от друга с лязгом. Как не сломались, не знаю.
Парень повел могучими плечами, словно отгоняя плохие воспоминания.
— Я заполз в амбар и зарылся в сено, чтобы хоть немного согреться. И уже думал, что небо готово сжалиться надо мной и послать смерть. Я не чуял себя от холода, хотя тело мое горело. И в этот момент меня нашел…
— Кто? — громким шепотом спросила Нечаева.
— Обычный дворовой кот, — вздохнул Фома и тут же добавил, словно защищая своего спасителя. — Он долго жил со мной. Приходил, когда вздумается и уходил, когда желал. Я его кормил, когда охота ему не удавалась. А чего не пожалеть животинку? Мне от небольшого куска прока никакого, а котеич наестся краюшкой хлебушка и дрыхнет довольным. Так вот, он один пришел, когда я умирал. Забрался ко мне на грудь и грел собой. Я приходил в себя и терял сознание. А старый Мурзик мурчал и перебирал на моей груди когтистыми лапами. Только это не давало мне уйти. Отчего-то я подумал, что если хоть кому-то не все равно на мою никчемную жизнь, то стоит за нее побороться…
— А скажи-ка мне, Фома, а после того, как ты очнулся, этот самый кот показывался тебе на глаза? — тихо осведомилась Арина.
Парень нахмурился, а затем ответил:
— Один раз только на опушке леса я его и заметил. Кот махнул хвостом и был таков. И больше не пришел.
— А ты уверен, что кто-то другой видел этого кота кроме тебя? — вновь спросила девушка и напряглась в ожидании ответа.
— В той деревеньке котов не так уж много было, если честно. А Мурзик со мной жил почитай всегда. Только после того, как я выздоровел от той лихорадки, он ушел в лес. Говорят, что коты уходят когда стареют, чтобы никто не видел, как они околеют. Наверно они так своих людей жалеют, чтобы нам больно не было.
Парень вздохнул и внезапно потер глаза, словно в них что-то попало.
— И после этого ты не изменился, верно? — продолжала допытываться Нечаева.
— Каким был, таким и остался. Только стал быстрее заживлять синяки и ссадины. Да стал ловчее. Конечно, сил не прибавилось, как у тех же волков.
— Собаки они и есть собаки, — проворчала Любовь Федоровна.
— Но с тех самых пор от меня уже ничего хорошего не ждали. Выгнали из деревни, посчитав бедовым. А я что… ушел. Кота у меня уже не было. А значит, и держаться за старый дом на отшибе было незачем. Помыкался да и пришел в Петроград, — парень как-то по-особенному улыбнулся и виновато продолжил, — прибился к княжичу и стал обживаться. И не было бы счастья, да несчастье помогло. Когда машину прежнюю взорвали, я долго провел в лежке. Приснилось мне дивное. Вроде как лес, а в нем изба. Дева в той избушке и медведь вокруг ходит и охраняет…
— А ты там котом оказался, верно? — Нечаева уже не скрывала эмоций.
Ее губы дрогнули и растянулись в улыбке.
— Точно. Котом и был, Арина Родионовна. А вы откуда про это ведаете?
— Потому что настоящий шаман рождается не младенцем, — девушка гулко сглотнула. — Он должен пройти тяжелый путь лишений, чтобы стать достойным духом великого дара. К нему приходит первородный зверь, которого нельзя узнать. Он принимает обличие простой зверушки, которую легко обидеть или прогнать. Великий дух проверяет своего человека, пытает его душу, чтобы убедиться, что смертный достоин дара.
— Говорю же, то был Мурзик. У него и ухо было рваное, и хромал он на заднюю лапу, — упрямо возразил Фома.
— Но он поделился с тобой даром жизни, — горячо возразила Арина Родионовна. — И дар этот открывается только на грани между жизнью и смертью. Ведь когда та машина взорвалась, ты не о себе думал. И не себя спасал, верно?
— Иришку, — густо покраснел парень.
— И потому ты обрел истинного себя, — заключила Арина. — И теперь ты настоящий шаман. Первородный, а не оборотень, как твои соплеменники.
— Скажете тоже, — смутился Фома.
— Они приручают своего зверя. А твой всегда внутри тебя, и тебе не больно взывать к нему. Обычные перевертыши пользуются рисунками, каждый раз ломают свои кости, когда их зверь прорывается наружу. А истинному шаману все это не нужно. Они приходят как ветер и утекают водой…
Я вспомнил ту старуху у игорного дома, которая общалась с нами, а потом просто исчезла. И удивленно уставился на своего помощника.
— Ты когда в кота обращался, то не выглядел страдающим. То есть тебе не было больно?
— Просто все так быстро получилось, — смущенно пояснил парень. — Я как-то и не думал…
На его макушке появились довольно крупные уши.
Нечаева вскочила на ноги и приглушенно ахнула.
— Вы не бойтесь, Арина Родионовна…- начал было Питерский.
Но девушка обошла столик и крепко
