Это слишком сильно переводится по-русски. Благоговею. Простите, но перевод как раз и отражает английский смысл. Да как же вы можете благоговеть перед блядью?
Леди, я рассержусь, прошу вас, вы предмет моего обожания…
Вдруг у нее вырвалось: — Бак, спасите меня! Вытащите меня отсюда, увезите куда-нибудь!
Он смотрел на нее внимательно и очень проникновенно, ей и впрямь показалось, что это отец на нее смотрит. Нет ничего легче, — сказал он. Для меня нет ничего легче, я могу увезти вас куда вы захотите, когда вы захотите и дать вам все, что вы захотите — во всяком случае, полный комфорт и полную защиту. Однако не смеетесь ли вы надо мной, леди?
— Бак, вы бы знали, как я запуталась.
— Я знаю все.
— Вы не все знаете.
— Все, за исключением Андрея.
— Вот именно.
Леди? спрашивали голубые выцветшие глазки. Он и в самом деле в меня влюблен, подумала Таня, причем и в самом деле в каком-то старомодном стиле. Она посмотрела ему прямо в глаза, стараясь этим взглядом дать ему понять все: ее уже больше ничего не привязывает к Андрею, все отгорело.
— О’кей, — сказал Бакстер. — Где вы хотите жить, Таня?
— В Новой Зеландии, — сказала она.
— О’кей, — кивнул он. — Там есть чудесные места, и вовсе не так скучно, как некоторые полагают.
— Ну вот… вот… в Новой Зеландии… — забормотала Таня, — вот-вот-вот… Нью-Зиланд… там, где не скучно, как некоторые полагают…
Ее стала бить дрожь. Мимо столика, за которым они сидели над Коктебельской долиной, промелькнула некая тень, деликатно клацнул фотозатвор.
— Таня, возьмите себя в руки, — пробормотал Бакстер. — Не волнуйтесь. Не беспокойтесь ни о чем. Все снимки будут уничтожены. Если хотите, мы вылетим отсюда сегодня же. Хотите, полетим сначала в Лондон, в Париж, в Нью-Йорк, или сразу в Новую Зеландию… Или выйдем ночью в море на «Элис». Хотите, отправляйтесь одна или с моей доверенной секретаршей миссис Хигтинс… Короче говоря, может быть, старый болт сошел с резьбы, но для себя я решил твердо: you are my queen for the rest of my life…[8] Простите, Таня, это из одной старой песенки.
— Неужели это правда, Бак? — она уже поняла, что и в самом деле спасена, что тупик вдруг раздвинулся и вдалеке появилась блаженная Новая Зеландия, но тут снова шторы стали задвигаться. — Нет, ничего не получится, Бак. Ваши информаторы сообщили о моих детях, конечно? Я не могу бросить детей, а они их ко мне никогда не отпустят. Они никогда не отпускают родственников к «невозвращенцам».
— Это не проблема, — сказал Бакстер. — Я просто позвоню Алексею, и все будет улажено за один день.
— Какому Алексею? — удивилась Таня.
— Косыгину. — Бакстер похлопал наивными глазками. — Он мне не откажет. Мы с ним много раз вместе рыбачили.
Она расхохоталась. Как просто, оказывается, жить в этом мире! Фред Бакстер звонит Алексею Косыгину, и — нет проблем! Рыбалка, гольф, зеленые склоны зеленой нью-ландии.
Поехали, Бак. Произведем еще одну сенсацию сегодняшнего вечера. Нет, Андрею мы ничего не скажем, не будем отравлять его торжества. Он будет огорчен новой сенсацией, ведь она наложится на сенсацию СОСа, идея и движение слегка пострадают. Огорчим его позже, позвоним ему по телефону. Откуда? Сейчас решим. Позвоним ему из-за моря, или из моря. Да-да, сегодня же вон отсюда, с этого Острова, от всех этих мерзких проблем, из этих пут, из этой подлой аббревиатуры, мой милый Бак. Лишь только одно мне нужно сделать. Мне нужно заехать на мыс Херсонес в собор Святого Владимира и поставить там свечку. Поедем сразу, потому что и «они» там собираются быть к утру, а встречаться не нужно.
После пресс-конференции, которая продолжалась не менее двух часов, Лучников, наконец, добрался до бутылки шампанского и осушил ее сразу, бокал за бокалом.
— Хэллоу, мистер Мальборо, — вдруг услышал он тихий голос и обнаружил рядом с собой скромняжечку-зануду миссис Парслей из Международной Амнистии.
— Простите, мадам… — начал было он и вдруг догадался: — Кристина!
Нелегко было узнать в этой застенчивой, с угловатыми движениями «профессорше» ту развязную секс-террористку, международную курву, бродячую нимфоманку — иначе он о ней и не думал, если вообще о ней думал когда-нибудь. Она была забавным эпизодом в его жизни, а сколько их было, таких эпизодов! Странно, что имя вдруг сразу вспомнилось. Почему-то очень отчетливо вспомнился голос и шутка о Мальборо и этот легкий польский акцент. Вдруг сразу все вспомнилось в подробностях — ее приход, борьба за половое преобладание и такая чудесная капитуляция. Он улыбнулся и вдруг увидел, что она краснеет, заливается мучительной краской, от шеи по уши, и даже капелька пота падает со лба.
— Вас нелегко узнать, бэби, — сказал он насмешливо. — Задали вы мне загадку, бэби. Кто это, думаю, гипнотизирует меня весь вечер? Грешным делом даже подумал — не террористка ли? Ошеломляющие изменения, бэби. Вы полностью переменили стиль. Новое направление «уименслиб»? Или это уже за кормой, бэби? «Амнести» — новая игрушка? Вы, должно быть, из состоятельной семьи? Прошу прощения, бэби, за этот горох вопросов — старая репортерская привычка, бэби. Вы даже покраснели, бэби, я ошеломлен. Краска стыда — это что-то новое. Классика, да? Возврат к классике?
— Если бы вы знали, Андрей, как я рада вас видеть, — очень тихо проговорила она, протянула руку и чуть-чуть кончиками пальцев дотронулась до его локтя.
Ну и ну, подумал он, экий ток от нее идет. Влюблена, что ли? Да ведь и в самом деле — она влюблена в меня. Фантастика, она сделала из меня романтический образ, подумал Андрей. Нет, невозможно разобраться в бабах, сколько с ними ни возись.
Он оглянулся вокруг — Тани нигде не было. Тогда он сказал Кристине, что чертовски голоден и, может быть, она разделит с ним ночную трапезу. Устроят ли ее жареные «скампи» под шампанское «Новый Свет»? О’кей, он попросил старого Хуа накрыть им стол на южной галерее, из которой был под подъем прямо в «башенку».
Они сидели вдвоем над затихающей долиной, в глубине которой в этот предрассветный час, словно угли на костре, остывал загульный Коктебель. По всей «Каховке», однако, еще мелькали тени: солидные гости разъехались, настало время молодежи. На лужайке под скалой танцевало несколько пар: в свете низких, прижатых к траве фонарей, видны были мелькающие ноги, все, что выше колен, скрыто во мраке.
Во время ночной этой трапезы выяснилось вдруг немаловажное обстоятельство. Оказалось, что Антон и подружка Кристины, Памела, обвенчались еще тогда, весной, что Памела забеременела и, следовательно, чемпион «Антика-ралли» скоро станет дедом.
