– Очень смутно.
Эверард разжег трубку, затянулся дымом и глотнул пива.
– Это один из военно-религиозных орденов, возникших в эпоху Крестовых походов. После того как крестоносцы потерпели окончательный провал, храмовникам удалось сохранить свое могущество и практически полную независимость. Кроме войн, они занимались ростовщичеством, за что и поплатились в конце концов. Орден превратился в огромную копилку, притом что отдельные его члены честно блюли аскезу, оставаясь воинами и мореплавателями. Храмовники стали непопулярны, даже по меркам той эпохи прибрали к рукам слишком много богатства и власти, но предъявленные им на судебных процессах обвинения выглядят в большинстве своем несправедливыми. Дело в том, что король Филипп Красивый, помимо прочего, хотел заполучить их сокровища. Он уже разорил евреев и ломбардцев, вытряс из них уйму золота. Этот честолюбивейший из монархов строил исключительно амбициозные планы, а потому всегда остро нуждался в деньгах. Римский папа Климент Первый, будучи ставленником Филиппа, всегда и во всем поддерживал его. Тринадцатого октября тысяча триста седьмого года французские тамплиеры подверглись внезапному аресту – мало кому удалось ускользнуть из тщательно раскинутых сетей. Храмовники обвинялись в идолопоклонничестве, богохульстве, содомии и тому подобном. Нужные королю признания добывались пытками. Итогом долгого и сложного судебного процесса стал разгром ордена тамплиеров и гибель на костре многих его членов, включая великого магистра Жака де Моле.
– Да, не повезло бедняжкам, – сделала грустное лицо Ванда. – Но зачем нужно их изучать?
– Это весьма важные события. – Мэнс не стал объяснять, что Патруль Времени считает необходимым иметь полные и точные сведения о любой из охраняемых им эпох. Ванда и сама это знала – еще бы ей не знать! – Надо отдать должное скрытности тамплиеров, они больше века хранили в тайне свои собрания и ритуалы. В финале это сыграло на руку их врагам, дало почву для ложных обвинений.
Что же произошло на самом деле? Сведения, содержащиеся в хрониках, нельзя назвать достоверными. Хочется выяснить подробности, и любая крупица информации может оказаться крайне полезной. Например, нам важно знать, что делали уцелевшие тамплиеры, рассеявшись по Европе, Северной Африке и Ближнему Востоку. Может быть, действовали в подполье, влияя на христианские ереси и мусульманские секты? Известно, что некоторые из этих рыцарей, очень немногие, примкнули к маврам.
С минуту Эверард пыхал трубкой и любовался профилем Ванды на фоне темнеющего неба, а затем продолжил:
– Марло залегендировался и вступил в орден. Провел в нем под чужим именем десятки лет, подружился с высокопоставленным рыцарем и получил доступ к секретам. И вот накануне королевского удара по тамплиерам рыцарь хватает нашего коллегу и сажает под замок, оставляя без связи с внешним миром. Это плохо – Марло слишком много знает.
– Откуда? – удивилась Ванда. – Разве у него нет… не было блокировки?
– Конечно была. Марло не может сказать никому постороннему, что прибыл из будущего. Но ведь нельзя не предоставлять полевому агенту определенную свободу действий, чтобы он мог самостоятельно оценивать ситуацию и… – Эверард пожал плечами. – Марло – научный работник, а не полицейский. Возможно, он мягкосердечен.
– Но разве столь грязный период не требует от человека сурового нрава и умения выживать? – спросила Ванда.
– Так-то оно так… Мне не терпится расспросить Марло и выяснить, что за семена он успел посеять и в чьих умах. – Эверард сделал паузу и добавил: – Как я догадываюсь, чтобы в разумные сроки продвинуться в орденской иерархии, он был вынужден демонстрировать кое-какие оккультные трюки, например предсказывать разные события. В Средние века мистические проявления не были редкостью, и аристократия относилась к ним благожелательно – лишь бы это не было откровенным шарлатанством и приносило ей пользу. Марло мог пророчить в интересах дела, но, похоже, он вышел за рамки дозволенного и сообщил высокопоставленному рыцарю Фульку де Бюше, что близится катастрофа – король и инквизиция готовят тамплиерам разгром. В сложившихся обстоятельствах он не мог раскрыть детали. Как я догадываюсь, Фульк понял: у него нет времени, чтобы связаться с великим магистром и убедить его в необходимости принять меры защиты, если такое в принципе возможно. И тогда у Фулька возникла идея взять Марло под арест, с тем чтобы передать его властям как колдуна, если предсказание сбудется, – авось тамплиерам зачтут заслугу, убедившись, что они были и остаются благонравными христианами.
– Гм… – нахмурилась Ванда. – И как же об этом узнал Патруль?
– Разумеется, у Марло был при себе миниатюрный радиофон. Наш агент всегда носил на шее распятие, и при аресте его не отобрали. Едва он оказался в одиночестве под замком, как связался с ближайшей базой и сообщил о своей проблеме.
– Понятно. Извини за глупый вопрос.
– Он вовсе не глупый. – Эверард подошел к Ванде и положил ей на плечо ладонь. – Просто ты еще не знаешь всех мудреных уловок Патруля, хоть и не раз побывала в деле.
Улыбка на ее лице продержалась недолго.
– Надеюсь, в этой операции будет… больше мудреных уловок, чем риска, – тихо проговорила Ванда.
– Помилуй, какой тут риск! Дело-то пустяковое: вытащить Марло из запертой комнаты.
– Коли так, почему понадобился именно ты? – резко спросила она. – Любой патрульный способен заскочить туда на темпороллере, посадить коллегу в седло и выскочить.
– Видишь ли, ситуация деликатная…
– И в чем же ее деликатность?
Эверард взял пиво и снова принялся расхаживать по комнате.
– Речь идет об очень важной точке в очень важном периоде. Король Филипп Красивый не просто громил тамплиеров, он копал под своих вассалов, крупных феодальных владетелей, и прибирал к рукам все больше власти – как мирской, так и церковной. Я уже сказал, что папа римский был его марионеткой. Авиньонское пленение началось при Филиппе, а когда оно завершилось и папы вернулись в Рим, их могущество уже не шло ни в какое сравнение с прежним. Именно в ту пору зародилась концепция абсолютистского государства. Людовик Четырнадцатый, Наполеон, Сталин и Налоговое управление США – духовные наследники Железного короля. – Подумав, Эверард добавил: – Я не утверждаю, что отказ от этого наследства – плохая идея. Но как ни крути, оно часть нашей истории – той самой, которую поручено оберегать Патрулю.
– Я понимаю, – медленно кивнула Ванда. – Дело требует мастера высшей квалификации. Вокруг тамплиеров тогдашняя партия власти раздула дикую истерию. И любое происшествие с намеком на сверхъестественность – не важно, колдовского или божественного свойства, – способно взорвать ситуацию. Последствия самым непредсказуемым образом отразятся на дальнейших событиях. Мы не можем допустить столь грубую погрешность.
– Правильно рассуждаешь. Ты умница. А еще мы обязаны просто спасти Марло. Своих в беде не бросаем. И если он подвергнется допросу под пытками… О путешествиях во времени, конечно, не расскажет, но инквизиция сможет вытянуть из него информацию о других наших агентах. Само собой, те без труда уйдут из-под удара, но на этом закончится наше присутствие во Франции эпохи Филиппа Четвертого. А этот период, повторяю, исключительно важен, и его необходимо контролировать.
– Несмотря ни на что, мы там остались. Ведь остались же?
– Да. В нашей истории. Но это не означает, что обязательно останемся. Моя задача – чтобы это случилось наверняка.
Ванда пожала плечами. Затем встала, подошла к Эверарду, забрала трубку и положила на пепельницу. Взяла его за руки и почти спокойно проговорила:
– Мэнс, ты вернешься целым, невредимым и с победой. Я тебя знаю.
Но она вовсе не была в этом уверена. Иногда парадоксы бывают слишком опасны, и оперативники Патруля Времени получают тяжелейшие душевные травмы, посещая в прошлом ушедших из жизни близких или узнавая в будущем, что случится с ними самими.
Арфлёр, 11 октября 1307 года, пятница
Вполне логично, что главный морской порт северо-запада Франции сочли наиболее подходящим местом для оперативного штаба. Там, куда часто прибывают люди и грузы из множества стран и где заключаются международные сделки, чужеземная внешность и незнакомые манеры не привлекут к себе лишнего внимания. Поодаль же от берега все, кроме преступников, живут в тугих тенетах законов, обязанностей, общественных порядков, налоговых регуляций – и, конечно же, сложившихся представлений о том, как подобает себя вести и о чем нельзя говорить.
– Совсем как Америке конца двадцатого века, – ворчал себе под нос Эверард.
В таких местах не стоит выглядеть белой вороной. Себе дороже может выйти.
Но даже в Арфлёре пришельцу из будущего нелегко сойти за своего. Бонифаций Рейно, родившийся девятью веками позже, двадцать лет прожил в средневековой Франции под именем Боделя Рено: безвестный юнец превратился в преуспевающего и уважаемого торговца шерстью. Он настолько вжился в свою роль, что никто не интересовался его портовым складом, почти всегда запертым на замок. Если склад и отпирался по требованию местных чиновников, то всякий раз оказывался пустым. Ну а что он не приносил прибыли, так это личная проблема владельца, который, кстати, изъявлял намерение расширить дело. Также не внушали подозрений и посетители, о чем-то беседовавшие с купцом наедине. А он с особой придирчивостью выбирал себе слуг, приказчиков, грузчиков, даже жену. К своим детям он всегда был добр, как и подобало средневековому патриарху.
