В конце концов, остановился на князе. Здесь реакция получателя меня интересовала в последнюю очередь. Четвертое письмо должно было показать — я сделал, что мог, доложил, куда следует. В то, что донесение Долгорукому будет расследовано без прямого указания царя, я нисколечко не верил.
Три первых я тщательно запечатал и подписал адреса. Последнее подписал, но запечатывать не стал. И пригласил к себе жандармского майора.
Тот явился с таким выражением лица, будто я специально подсунул ему «пустышку» вместо такого многообещающего польского заговора. И явно Киприян Фаустипович готовился к моим нападкам, которых к вящему его удивлению, так и не последовало.
— Завтра поутру, господин майор, я отправляюсь на юг Алтая, — начал я свою речь. — Однако прежде чем отбыть, передам в Почту несколько посланий. Одно из этих писем вы должны прочесть. После, я объясню вам — почему делаю это. Прошу.
Подвинул открытый конверт жандарму и впился глазами в его лицо. Знал, что уж кто-кто, а этот тип отлично владеет собой, но очень хотелось отыскать хотя бы тень удивления на крысоподобном лице.
«Ваше превосходительство, господин генерал-лейтенант, — писал я. Это была наиболее сухая и деловая версия из всех четырех, но она же лучше других отражала суть моих посланий. — Во время последнего на меня покушения, о котором я имел уже честь докладывать своему руководству, и министру Внутренних Дел, Его Высокопревосходительству, господину Валуеву, и Его Превосходительству, генерал-губернатору Западной Сибири, Дюгамелю, я на некоторое время оказался с одним из злоумышленников, беглым ссыльным поляком, наедине. Убийца был смертельно ранен и не счел нужным что-либо от меня скрывать. С его слов выходит, что при Высочайшем дворе существует заговор сочувствующих польским бунтовщикам господ. Своей целью они выбрали священную особу Наследника Престола, Его Императорское высочество, цесаревича Николая. Дело касается его Высочайшего здоровья. Пользуясь исключительной ветреностью лейб-медика Шестова, сочувствующие польским бунтовщикам господа, возможно имеющие так же польские корни, убедили царскую чету в полном физическом здоровье Наследника. В то время как»…
Далее шли скучные описания хворей Николая, и то, как «злыдни» это от царя срывают. О том, что во время европейской прогулки царевичу будут еще больше портить здоровье, назначая процедуры, только ускоряющие течение болезни. Об акклиматизации я благоразумно писать не стал, но указал, что заговорщики очень опасаются медицинского осмотра пациента Здекауэром или Пироговым, ибо это немедленно раскроет их коварный замысел.
— Ну и что мне прикажете теперь делать, Ваше превосходительство? — устало выдохнул жандарм, откладывая лист бумаги.
— Бежать писать Мезенцеву, конечно, — одними губами улыбнулся я. — Неужели вы верите, что князь рискнет хоть что-нибудь сделать? Только, прежде чем откланяться, послушайте еще вот что. Рекомендую в вашем рапорте Николая Владимировичу все-таки усомниться в существовании заговора. Укажите, что это легко проверить, устроив серьезное исследование состояния здоровья цесаревича. Здекауэр, Пирогов… возможно еще несколько внушающих доверие имен…
— Так заговор имеет место быть, или это все ваши… домыслы? — прищурился майор.
— Давайте договоримся так, Киприян Фаустипович, — поднял руки я. — Если после консилиума ничего сколько-нибудь серьезного не выявится — вы свалите все на меня. Если же Наследник действительно болен… Ни о каких оправданиях речь не зайдет.
— То есть, вы, Ваше превосходительство, действительно знаете, что Николай Александрович… гм… не совсем здоров?
— Абсолютно точно.
— И откуда же это стало известно?
— Скажем так… Мне об этом сообщили. И попросили озаботиться.
— И вы согласились?
— Как видите.
— Вас не пугают последствия? Представьте на секунду, что все это, — Киприянов ткнул длинным узловатым пальцем в конверт, — чья-то сложная игра! А виноватым объявят именно вас.
Я развел руками и улыбнулся. Потом взял письмо, вложил в конверт, заклеил, и положил в стопочку к остальным трем.
— Вы сумасшедший, — наклонившись в мою сторону, через стол прошептал жандарм. — Вы безумец, но отчего-то я вам верю. Но вы хотя бы представляете, что своим рапортом Мезенцеву, я… Господи! Если это даже половина правды, князь не усидит на своем месте и одного лишнего дня! Но вы-то! Вы! Вы заставляете меня слепо идти…
— Идите, господин майор. Идите. И считайте меня своим поводырем.
Конец первой книги.
Август — Ноябрь 2012 года
Новосибирск
