— Бухарин дело говорит: если наладить охват кооперацией сбыта и снабжения крестьянских хозяйств, то это даст нам хорошие рычаги контроля над крестьянским рынком, — и тут на лице Дзержинского появился столь знакомый прищур. — Он другого не видит. Без значительного подъема производства на селе нам индустриализацию не потянуть — ни новых рабочих накормить не сможем, ни заводы сырьем снабдить, ни ввоз машин из-за границы оплатить. А мелкий крестьянин такой рост производительности не потянет — вот и весь сказ. Тут еще и политический момент есть…
— Какой же? — немедленно среагировал Сталин.
— Очень похоже, Зиновьев нас недооценкой кулацкой опасности колоть собирается. Что же нам, военный коммунизм вспоминать, и бросать лозунг раскулачивания? Тут я с Бухариным сойдусь — ничего хорошего от этого мы не получим. А коли крестьянин в коллектив пойдет, кулаку деваться некуда. Кого он тогда обдирать будет, ежели односельчане свое хозяйство обобществили и теперь на нас, а не на него работают? Зажиточный крестьянин и в коллективе неплохо заработать сможет, коли работать с прилежанием, да кулацкие замашки свои бросить. Ну, а кто не захочет, с теми мы тоже знаем, как говорить!
— Так, — Сталин как-то весь подобрался, — эти тезисы мы ни на Совнаркоме, ни на Политбюро обсуждать не будем. Кое-что я в рабочем порядке доведу — насчет хлебозаготовок и прочего. А остальное… Готовь там у себя конкретную, развернутую программу социалистического преобразования села. И этой программой мы Гришкины вопли о кулацкой опасности заткнем!
— Так уже готовим, — довольно улыбнулся Дзержинский. — Мне тут ряд специалистов посоветовали запрячь (я и посоветовал — Чаянова, Макарова, Кондратьева, Челинцева…). От них, конечно, эсеровско-народническим душком за версту разит…
— И зачем же ты таких к нашему делу привлекаешь? — недовольно буркнул Сталин.
— А я к ним человека послал, который с ними говорить умеет (меня же и послал, ясное дело), — продолжал улыбаться председатель ОГПУ. — Ему там стали дифирамбы крестьянину петь, так он их быстренько построил. Сказал просто: либо вы, знатоки крестьянства, найдете пути, как крестьянина подтолкнуть к добровольному объединению в колхозы. Посчитаете, что для этого нужно, и что мы реально сможем выделить для такого дела. Либо крестьянина в колхозы загонят без вас, и без всякой добровольности. Выбирайте!
Тут и Сталин улыбнулся, но все же заметил:
— А не проще без этих эсеровских недобитков обойтись?
— Боюсь, что не проще, — серьезно ответил Дзержинский. — Наши партийные кадры таких дров наломать могут. А эти все же в деле разбираются. И если у них получится реальный план, как основную часть крестьнства хотя бы лет за десять в крупные хозяйства объединить, то мы-то будем только в выигрыше. Ведь если крестьянина через колено ломать…
— А что, не сломаем? — вставил реплику председатель СНК СССР.
— Сил-то, думаю, хватит, — отозвался его собеседник. — Но ты же сам знаешь по гражданской, крестьянин на чрезвычайные меры свой ответ имеет. Начнут посевы сокращать, пойдут на убой скота. Нам это надо? Нам же город и промышленность кормить.
— Ладно уж, раз получится у них дельный план, не будем к ихэсеровскому нутру придираться. Но только ты этих субчиков под плотным контролем держи — мало ли чего от них ожидать? Все-таки не наши люди, очевидно, — заключил Сталин.
— Еще один вопрос хотел с тобой обсудить, который на бумагу класть не стал, — произнес Феликс Эдмундович.
— Это что же за секретный такой вопрос? — заинтересовался его собеседник.
— Есть донесения, что Зиновьев накануне съезда готовится выкатить против нас вопрос о равентсве и справедливости, который, якобы, сейчас более всего волнует широкие массы.
— Демагог! — презрительно бросил Иосиф Виссарионович.
— Да, демагог, — вздохнул Дзержинский. — Но на удочку этой демагогии он может поймать немало народу, в том числе и левых загибщиков в наших рядах. Поэтому тут надо сделать тот же маневр, что и с кулацкой опасностью: крикам о равенстве и справедливости противопоставить конкретные шаги, что эти самые справедливость и равенство утверждают.
— Вот не понимаю я эти нападки на руководящие кадры! — в сердцах воскликнул Сталин. — Разве лучшие наши люди своей самоотверженной работой не заслужили тех благ, что они имеют?
Дзержинский усмехнулся, но на этот раз невесело:
— Разве же я собираюсь воевать против хорошей жизни наших руководителей? Я и сам на автомобиле езжу, одежда и стол у меня совсем не как у простого рабочего. Но все же тут опасность есть. Не взрастим ли мы поросль таких кадров, которые за нами идти будут только ради пайков, квартир и автомобилей? Такие ведь ради себя не только про социализм забудут, им и вообще на государство наплевать будет!
Председатель Совнаркома заметно помрачнел:
— Такие сволочи и сейчас уже есть.
— Ну, хорошо, — продолжал Дзержинский, — положим, этих сволочей мы по мере сил выкорчевывать будем. Но ведь это подрывает авторитет партии!
— И чего же ты хочешь? — столь же мрачно осведомился Сталин.
— Сделать так, чтобы мы не выглядели отгородившимися от народа стеной привелегий. Нет, я не собираюсь на них посягать! — воскликнул Феликс Эдмундович, видя растущее недовольство на лице собеседника. — Подойдем к вопросу, так сказать, с другого конца: допустим к этим благам рядовых рабочих.
— Не понял, — по прежнему с неудовольствием пробурчал Сталин, — ты что же, рабочим автомобили выдавать собрался?
— Когда собственное автомобильное производство наладим, почему бы и не премировать передовых рабочих автомобилями? — отозвался Дзержинский. — Но сейчас я о другом. Есть, например, санатории Управления делами ЦК, и так же точно в ЦИК, и в Совнаркоме. Почему бы часть времени года не направлять в некоторые из них на отдых ударников труда из рабочих и крестьян, так, чтобы их там было большинство? Да еще обязать руководящие кадры, что там отдыхают, не чураться общения запросто с рядовыми тружениками? И наоборот — некоторых наших много возомнивших о себе бюрократов отправлять в места отдыха попроще? Пусть понюхают, чем народ дышит!
— А что? — повеселел Сталин. — И в самом деле, не помешало бы некоторых наших зазнаек опустить с небес на землю.
— От партмаксимума отступать не надо, — продолжал Дзержинский. — Можно поднимать оклады самым квалифицированным рабочим и специалистам, и на этом основании пересматривать партмаксимум. Ввести плату за установку и использование телефона на квартирах руководящих работников. Ввести плату за пользование автомобилем для всех членов семьи руководящих работников, и во внерабочее время — особо. И вот об этом — объявить. Деньги не великие, а идеологический эффект будет.
