потратить сколько угодно времени, пока не почувствует, что теперь в его руках все тело, до последней клеточки.
* * *
— Ты не видел мою карту? — Саша прямо с порога огорошила Константина странным вопросом. — Все на месте, а карту найти не могу. Как сквозь землю провалилась.
— Мне ни к чему мне чужие карты.
Константин привычным жестом повесил китель в прихожей и прошел в гостиную, где его уже ждал ужин. Буквально сегодня утром девушка проводила его на работу, одарив страстным поцелуем и поблагодарив за чудесную ночь, а уже пару часов спустя сидела в кабинете и ждала документов на выезд. Она оказалась чрезмерно упертой. Константин был готов дать ей второй шанс, если она попросит, но нет, она же Александра! Да и Константин не менее упертый — молча подписал бумаги, хотя мог разорвать прямо при ней и запретить покидать пока еще закрытую зону. Хорошо, что он привык продумывать все возможные варианты.
Пока мужчина разбирался с ужином в тарелке, Саша лазила по всем полкам, потом беспомощно вздыхала и все по-новой.
— Сядь ты уже! — приказным тоном произнес Константин. — Завтра на свежую голову поищешь. Наверняка лежит на самом видном месте.
Саша покорно села напротив, не скрывая тревоги на лице. При этом мужчина был настолько спокоен, что даже зло брало. Как без денег куда-то ехать? И уж тем более начинать новую жизнь.
— Если не найдешь, могу одолжить. Ты ведь так спешишь покинуть проклятое Кольцо. — съязвил мужчина.
— Да не в этом дело. Я не вытаскивала карту из конверта. Сейчас все на месте, только ее нет. Ума не приложу, как она могла потеряться.
— Говорю же, могу одолжить.
— Да прекрати, ты и так постарался, сделал для меня контракт. Без него я бы Кольцо вообще не смогла покинуть. Новая жизнь в новом мире с пакетиком вещей и без гроша за душой? Ну-ну, мы же с тобой реалисты.
— Не благодари.
— Да нет же, я серьезно. Спасибо тебе. За все. И за то, что предлагаешь одолжить тоже спасибо. Но хотелось бы найти карту.
— Ты так нервничаешь, что точно ничего сегодня не найдешь.
Саша сделала глубокий вдох и по привычке отломила кусочек хлеба. Константина невероятно забавляло это действие. Словно перед ним сидел маленький воробушек, которому для сытой жизни не хватает именно такого ломтика.
— Ладно, ты прав. Утро вечера мудренее.
— Придешь ко мне? — Константин ловко перевел тему, чем смутил девушку до яркого румянца на щеках.
— Если хочешь.
— Хочу. Но, обычно должно быть обоюдное желание. Надеюсь, вчера была не очередная минутная слабость?
— Нет. — Саша еще сильнее покраснела. — Мне и правда нравятся некоторые твои, скажем так, умения.
— Некоторые? То есть, не все?
— Не придирайся к словам.
— Ты прямо сейчас нанесла непоправимый удар по моему самомнению. Давай-ка поподробнее.
— Прекрати, я и так сгораю от смущения.
— И хорошо. Потому что сегодня не отпущу, пока по каждому пункту не скажешь, что не так и не покажешь, как надо.
— Да ты просто невыносимый!
— Сама виновата. Я тебя за язык не тянул.
Утром Саша проснулась в спальне Константина и по-началу не сообразила что происходит. Солнце ярко светило в окно, в доме мертвая тишина и на часах начало десятого. Она так крепло уснула после долгих любовных экспериментов, что не услышала будильник. Но почему Константин-то не разбудил?
Специально. Этот невыносимый человек ничего не делает просто так! Саша снова проспала автобус и так и не нашла карту. И все по его вине. Она нисколько не удивится, если карту спрятал тоже Константин. А теперь врет в лицо, что в глаза ее не видел. И документ на выезд действует три дня. Это значит послезавтра надо получать новый. Хитрый, коварный, ужасный мужик. Тянет время как может. Вот бы еще понять зачем?
Вечером за ужином Саша прямо обвинила Константина в воровстве. Он оторвался от пышных котлеток и сурово посмотрел на девушку. Но теперь его взгляд мясника не вызывал оторопь. Саша была так зла, что еще чуть-чуть и наговорит такого, что ей не просто вернут карту, а демонстративно выгонят взашей и запретят приближаться к Кольцу.
— Ты одна никуда не поедешь. — спокойно ответил Константин, игнорируя неприятные обвинения.
— Ты так решил?
— Да.
— И устроил весь этот цирк с картой?
— Цирк пока устраиваешь только ты. Я же трезво смотрю на ситуацию. Ты не проживешь за Кольцом и суток. Тебя найдут, будут жестоко пытать, желая накопать на меня максимум компромата и, чтобы ты им не сказала, в итоге найдут изуродованное тело в канаве, которое невозможно будет распознать.
— С чего ты взял, что все так будет?
— Я бы так и поступил, если бы хотел подсидеть коллегу. Времена сейчас такие, что в борьбе за власть все средства хороши.
— Ну так… А какое тебе дело до какой-то дикарки из Кольца? Боишься, что я расскажу что-то порочащее твою честь?
Константин ни на секунду не сводил взгляда с разъяренной девушки. Она так ничего и не понимает. Куда там попытаться выжить за Кольцом в жестоком мире?
— Врагов надо, в первую очередь, уважать. Когда мы встретились, то были по разные стороны. Я с батальоном вооруженных солдат и ты — в ледяном доме, окруженная и всеми брошенная, но чертовски смелая. Ни криков, ни соплей, ни мольбы о пощаде. Такое поведение заслуживает восхищения. Не устаю повторять: ты не глупая девушка, но через чур упертая и гордая. Если сама не можешь трезво оценить свое положение, значит я это сделаю.
— Получается, теперь я твоя пленница?
— Называй как хочешь.
— А как еще можно назвать?
— Забота, беспокойство за тебя… Любовь, в конце концов.
Какая же странная любовь у этого человека. Холодная, расчетливая и бескомпромиссная. С другой стороны, может настоящий мужчина и должен так поступать? Саша ведь тоже не может быть всегда права, а Константин видит и знает куда больше. Может, хватит уже корчить из себя героя и дать кому-то позаботиться о себе?
Девушка молча вышла из-за стола, на секунду задержалась в своей комнате и вернулась с конвертом в руках. Молча бросив его под нос Константина, она села на свое место и уже тогда произнесла:
— Делай, что считаешь нужным.
Константин откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и с усмешкой ответил:
— Вижу знакомый взгляд, полный ненависти. Это хорошо, значит головушка начала думать. У меня не так много правил, но основные ты должна запомнить. Первое: все, о чем мы говорим и что делаем остается между нами. Никаких сплетен с