Ознакомительная версия.
– Они меня тоже с кем-то спутали, да? – спросил Пашка. – Наверное, с вашим коллегой? Я-то им зачем был нужен?
– Вот это мы и хотели бы узнать, – ответил Берман. – Ладно, чего там дальше было?
Пашка рассказал, как ему с Алиной удалось сбежать, как они поймали машину и доехали до Петроградской стороны. И как он активировал трансфер…
– Это было как раз в прошлое воскресенье, утром, так? – быстро спросил Берман.
Пашка кивнул.
– Аномалия у «Горьковской» класса К7, – кивнула Станнум. – Вот что это такое было.
– Ясненько… – протянул Берман, почесав плохо выбритый подбородок. – Значит, это ты был, парень?
Пашка виновато кивнул:
– Но я… я не знал, честно… Там ведь люди погибли… Из-за меня! Я не хотел!
– Ладно, успокойся, – нахмурилась девушка. – Ты не виноват, никто тебя обвинять здесь не будет, не на суде.
– Да, и там люди в метро еще остались, минимум человек двадцать! Нужно что-то сделать!
– Поисковая группа уже давно выслана, – ответил Берман. – Не беспокойся, парень.
– Мне Одноус показал, я поверил ему, ну и… – все не мог остановиться Пашка. Груз вины и мрачные воспоминания тяготили его. – То есть Грюнвальд в смысле показал…
– Одноус? – приподняла бровь Станнум. – Да-да, Соломон так Грюнвальда и называл – Одноус… Потому что однажды один ус ему наполовину и укоротил. В излишне жарком споре.
Пашка недоуменно развел руками:
– Это, наверное, кличка его? Мне она в эсэмэсках пришла, не я ее придумал. Но вообще-то она ему очень даже шла.
– Эт точно! – хохотнул Берман.
Немного успокоившись, Пашка вкратце рассказал об остальных приключениях. При словах, что Хранители все-таки нашли Пашку в метро, Станнум скорчила Берману самодовольную мордашку: мол, я же тебе говорила! Зато весть о том, что все Хранители погибли, а их гравилет вообще взорвался, ввела их в крайнее беспокойство.
– Не нравится мне все это, – пробормотал Берман. – Ох, не нравится. Будут ответные меры. Нужно усилить посты! Что-то Грюнвальд, старый хрен, задумал – и очень нехорошее…
– А то! – кивнула Станнум. – Не дал мне его тогда грохнуть? Вот и расхлебывай теперь!
– Ладно, все ясно, – хлопнул по столу Берман. – Кроме одной малюсенькой детали: какого фига чекер говорит нам о том, что ты – наш Павел, а не его параллельный собрат? В тебе вообще не должно быть никаких меток.
– Всего-то-навсего, – усмехнулась Станнум. – А я говорила – фигня эта ваша система идентификации!
– Она не наша, – отрезал Берман. – Сама знаешь.
Девушка презрительно пожала плечами.
– А что это вообще за чекер такой? – спросил Пашка.
– Ну, знаешь, для компьютерных файлов есть такая штука – цифровая подпись? – начал объяснять Михаил. – Для документа это, во-первых, гарантия целостности, а во-вторых – принадлежность определенному автору, его создавшему. Ее сложно подделать – там всякое шифрование и тому подобное…
– Да-да, я знаю, – кивнул Пашка.
– Ну да, – снова съязвила девушка, – ты же у нас хакер…
– Я не хакер, а дизайнер вообще-то.
– А наш Павел был крутым хакером!
– …Так вот, – невозмутимо продолжал Михаил. – А еще существует химический аналог цифровой подписи, для однозначной идентификации человека, его личности. Подделать ее в принципе невозможно. По крайней мере… мы так считали.
– Сканирование дээнка? – не выдержал Пашка.
– Нет, но что-то похожее. Эта система пока неизвестна науке нашего скопления миров, она издалека, как раз от тех самых Хранителей. Парализаторы – тоже дело их копыт, кстати. Ну да ладно, не будем о чертях на сон грядущий… Короче, одного сканирования дээнка человека мало, понимаешь? У саморезов молекулы могут быть идентичны вплоть до фотона-электрона, и что делать, как их различить?
– Саморезов? – перебил Пашка. – Это одни и те же люди из параллельных миров, да?
– Точно, тех, кого еще иногда называют параллоидами – неплохое официальное название, но в народе обычно говорят «саморез», – пояснил Берман. – Типа сам нарезался такой красивый, никто его не ждал… Ну не знаю, в общем, говорят и говорят. А паралюди, парачеловек, парамен – это люди из параллельных миров вообще, то есть живущие там, за границей.
– Я понял, – кивнул Пашка. Ему было очень интересно.
– Еще для любого чувака из другого мира можно шутливо сказать, что он тамер – от слова «там», «там находится», и соответственно тутер для своего, местного, от слова «тут», – вставила Станнум.
– Ага, прикольно! – ухмыльнулся Пашка.
– Короче, чего вы меня все время с мысли сбиваете? – Берман шумно допил остатки газировки в стакане. – Фокус в том, что, во-первых, все метки по определению уникальны, в каком бы параллельном мире они ни изготавливались, а во-вторых, однажды поставленную идентификационную метку больше невозможно изменить или удалить. А у тебя она один в один как у нашего Соломона… в смысле нашего Павла, понимаешь?
– Вроде да, – кивнул Пашка. – Соломон – это его прозвище?
– Типа того. Ты лучше подумай и скажи – как такое могло произойти, по-твоему?
– Откуда ж я знаю?! – удивился Пашка. – Да я до последнего времени вообще ни о каких мирах и цивилизациях знать не знал!
– Снимай трусы! – внезапно сказала Станнум.
– Чего? – уставился на нее Пашка.
– Сымай-сымай, посмотреть кое-что хочу.
– Э… – Пашка взглянул на Михаила. Что они еще задумали?
Берман засмеялся:
– Она дело говорит. Да не бойся ты, мы проверить кое-что хотим.
– Что?
– Соломон с год назад умудрился на мелководье, на том пляже, где вы были, усесться на колючую рыбу. Ядовитую, между прочим, – еле откачали тогда его. А на заднице, в смысле левой ягодице, у него остался шрам в виде звезды.
– И большая родинка у него есть на правой половинке, – добавила с хитрым видом Станнум. – Уж я-то знаю…
– Родинка ничего не доказывает и ничего не опровергает, – заметил Берман.
– Ну? – требовательно спросила Станнум, привстав со стула. – Ты стянешь свои брюки или мне помочь?
– Помоги, помоги ему, – подколол ее Берман.
Пашка вздохнул и, повернувшись, приспустил джинсы.
– Нету, – сказала Станнум.
– Есть, – в свою очередь заметил Берман.
– Чего нету, чего есть? – начал раздражаться Пашка, застегивая ремень.
– Шрама нет, а родинка на месте, – ответил Михаил. – Только шрам свести не так уж и сложно. Как и поставить родинку.
– Ну дык… О чем я и говорю. – Пашка сел на свое место. – Лучше копать в сторону этих ваших химических меток. Как они вообще устанавливаются?
– Обычный укол в руку, – ответил Берман. – Вводится совсем небольшое количество вещества, особый такой тип мета-молекул. Смесь оседает по всему твоему телу хитрым рисунком, внедряясь в кости и прочие органы. Я не химик, точнее не скажу, да наши-то и не разобрались еще толком во всем этом. В общем, после укола два-три дня – и ты до конца своей жизни пронумерован. Остается только снять конфигурацию поля, которое создают эти мета-молекулы, и зафиксировать его как твой личный код. Так вот твое поле полностью идентично полю Соломона. А это технологически невозможно. Ну, мы так думали. Все думали. Да, и еще: в эти первые дни повышается температура, вроде на грипп похоже, и сыпь выскакивает на животе, но она заметна не у всех.
Ознакомительная версия.
