Борис Орлов - Будь готов!

Ирка из минус третьего отряда, развратно поводя своими зелеными глазами, медленно подходит ко мне, крепко обнимает за шею, притягивает к себе и тянется целоваться, успевая при этом шептать: «Милый мой… Хороший мой… Единственный мой…» Я, с замиранием сердца, прижимаю ее к себе и…

Тра-та-та — та-та! Трам-там-там-там-там-там…

Гром фанфар из репродуктора и радостный голос диктора «Здравствуйте, ребята! Слушайте „Пионерскую зорьку“!». Блин! Какой сон обломали! Однако что же делать — пора вставать.

Я скидываюсь с койки и тут же начинаю, вслед за хором подпевать гимну. Вот, некоторые говорят: есть пионеры, что поют только для виду, а сами уже давно… Странно. Ну, не могу я в это поверить! Разве можно оставаться равнодушным, когда слышишь:

Вот за этими мыслями я допеваю гимн и приступаю утренней гимнастике, под аккомпанемент бодрого наигрыша на баяне, и не менее бодрого голоса: «Встаньте прямо, ноги на ширине плеч…»

Сегодня — воскресение, но в нашей дружине объявлен гайдаровский субботник. Гайдар сам, вместе с Лениным участвовал в первых субботниках, в том числе и в том, знаменитом, когда они вместе, Ильич и Петрович, надрываясь, таскали бревна. Так что мне сегодня, как звеньевому, нужно, если и не первым, то в числе первых попасть на Площадь Павших Борцов — туда, где будет торжественный сбор перед началом работы. А потому, после «…переходите к водным процедурам» я пулей влетаю в душ и быстренько обливаюсь холодной… просто-таки ледяной водичкой, не дожидаясь, пока колонка прогреет воду. Быстро растереться махровым полотенцем… а что? Законный мой трофей! Я его совершенно честно получил в свою самую первую кампанию…

Был я тогда в нулевом отряде, только-только пятнадцать сравнялось. Тогда Объединенный Совет Дружин принял постановление об объявлении Зарницы Скандинавии. И сам Дед Афган (я, между прочим, еще живым его застал!) это постановление утвердил. Потому что достали!

Шведы и финны на нашу территорию почти сразу после Большой Тьмы вторгаться начали. И чего им дома не сиделось? Говорят, что во время Великого Конца, их почти не задело. Так, упали кое-где газовые бомбы, но это ж разве «задело». Вон, от нашего Архангельска, который «задело», одни руины остались! Да там даже выродни не живут — что выродни! — трава там не сразу расти начала! Сколько наших полегло, когда оттуда оборудование вытаскивали — ого! Там, кстати, и батя мой, того… Дозу такую схватил, что разве только ночами не светился.

Ну, так вот и полезли к нам скандинавы с «гуманитарной помощью». Мол, ах да ох, как же это — детишки одни, да без присмотра. А чего это «без присмотра»? Вожатых еще много было. Настоящих, тогдашних. Ну, и Дед Афган в придачу…

В общем, развернули они эту гуманитарную помощь, а потом… Потом оказалось, что мы им за эту помощь свои недра должны лет на триста вперед, да еще бесплатно на них пахать. А они нас к себе в «малые народности» запишут. А мы уже тогда с одной такой «малой народностью» схлестнуться успели. Как раз в семнадцатом с оленеводами отношения выясняли. Ну и послал их Дед Афган по известному адресу. После этого и началось: что ни лето — приходят скандинавы и наших, кого захватить успеют, с собой увозят. Мы это долго терпели: у нас тогда в основном мелкота была. Но как подросли тогдашние октябрята, как хоть во второй отряд попали, вот тогда-то…

Дед Афган со своими соратниками нашарил где-то в районе Череповца… ну, того, что от него осталось, Клуб Юных Моряков. А у них с десяток судов имелся, в том числе даже эсминец! Вот и пошли мы на Висбю. Скандинавов посмотреть, себя показать, и особо упертым объяснить, что больше к нам ходить не надо. Себе дороже выйдет. Вот когда Висбю захватили, я там это полотенце себе и добыл. Трофей. Там, правда, еще много чего взяли. Но все остальное я, как и положено пионеру, сдал. Я бы и полотенце сдал, но наш вожатый сказал: «Оставь, Леш, себе, на память». Вот и оставил…

Под эти приятные мысли я успел сжевать приготовленный еще с вечера бутерброд с яйцом и картофельным пюре, а второй — прихватить с собой. По дороге дожую. Все, теперь бегом, бегом, бегом! Утром в воскресенье рейсовые машины ходят плохо, так что надо успеть…

К остановке «Минус шестой отряд им. Аркаши Каманина» я и автобус «Урал» подлетели одновременно. Вернее, подлетел один я: автобус-то, притормаживая, почти подполз. В кунге-салоне — битком. Еще бы: кому охота за опоздание на субботник с тимуровцами объясняться? Приволокут на Совет отряда, а там и десять суток без личного времени схлопотать не долго. Да ладно бы только это! Меня, к примеру, со звеньевых как миленького попрут. И никакие прошлые заслуги не помогут. И вообще-то — правильно! Нечего опаздывать! Не зря ведь у нас записано: «Пионер — всем ребятам пример!»

«Урал» с рычанием отъезжает от остановки. Я озираюсь. В неверном свете северного утра все лица кажутся одинаковыми. Хотя…

Не успеваю я додумать, как меня с силой хлопают по плечу:

— Леха! Салют!

Передо мной стоит Вовка Байкулов из отряда имени Алексея Ивакина. Поисковик, который ошибается один раз. В последнее время выродни навострились ставить всякие хитрые ловушки, и Вовка со своими ребятами только и делает, что всякие подлые штуки обезвреживает. А без поисковиков нельзя: Надо и оборудование вытаскивать, и оружие, и вообще: мало ли чего в старых развалинах «горячих» зон отыскать можно.

Вовку я крепко уважал после того случая, когда мой отряд имени пионера-героя Аркадия Каманина был назначен в охрану поисковых партий ивакинцев. Поиск прошел великолепно: во-первых, за все время мы не видели ни одного дикого выродня, а из зверюг напали только волкособаки, да и то всего один раз. И стая была маленькая: штук триста, не больше, так что отбились легко. Во-вторых, поисковики отыскали старый армейский склад медикаментов, на котором были и драгоценные антибиотики, и шприцы, десяток тысяч ампул с сильными болеутоляющими. В результате все навьючились почище древних ишаков, и ползли обратно с черепашьей скоростью, когда…