Елена Первушина - Охота на джокера

Римская свеча пошла вверх, раскрылась, и, вспыхнув, превратилась в серебряное дерево, в живую, ветвистую молнию, стекла по темному небу вниз, к земле. И тут же ей навстречу взметнулись струи голубого и розового пламени, затрещали, разбрызгивая искры, огненные колеса, поплыли золотые и серебряные шары и озарили призрачным светом крутой изгиб реки, прибрежные скалы, парк и белый, будто игрушечный, дом на обрыве.

Отсветы заиграли в сотне поднятых к небу глаз, отразились в каждой сережке, в каждой пуговице, перстне, ожерелье, и собравшиеся на террасе гости то тонули в море живого огня, то снова погружались в темноту.

Ночь, пламя, деревья, музыка и по отдельности обладают своим волшебством, вместе же они способны на несколько мгновений разорвать покров реальности. И тогда лицо женщины, стоящей рядом — случайной партнерши по танцу или давно опостылевшей подруги, — кажется тем, единственным, что снилось тебе всю жизнь. И сад становится обиталищем фей и эльфов, и Оберон с Титанией (или в кого ты еще тайком от самого себя веришь) сейчас появятся, чтобы исполнить загаданное желание. Словом, да здравствует тот, кто придумал фейерверки! Или, да будет проклят, потому что чудо, которым он дразнит нас не больше, чем иллюзия.

Как бы там ни было, но один здравомыслящий молодой человек не поддался огненным чарам. Он прохаживался у дальней калитки парка, похлопывая фонариком по голенищам сапог. Бледное пятно света, как собачонка, металось у его ног. Привязанная к ограде лошадь вздрагивала всем телом при каждом новом разрыве ракеты.

Чуть слышно зашуршала трава, молодой человек вскинул фонарь, и луч выхватил из темноты юную особу в охотничьем костюме. В руке она держала отделанное серебром ружье. Девушка прикрыла глаза рукой.

— Конрад, — сказала она спокойно, — ты меня заикой сделаешь.

Он пропустил ее слова мимо ушей.

— Рида, ты все же уходишь?

— Убегаю, — улыбнулась она.

Он привычно изумился. В который раз она одним словом отвечала на все заданные и незаданные вопросы. И сказал беспомощно:

— Я ведь только проводить тебя хочу.

Рида кивнула, отдала ему ружье и вскочила в седло. Конрад взял лошадь под уздцы.

— Куда ты? — спросил он.

— На пристань.

— А потом?

— На Землю.

— Почему на Землю?

— А почему нет? Это будет забавно.

Они долго молчали, потом Конрад спросил:

— Ну, а мне что прикажешь делать?

Рида рассмеялась.

— Все, Конрад, я больше не приказываю никому. Хочешь распоряжений обращайся к Юзефу. Он теперь хозяин Дома Ламме, он же и мастер. А я свой жезл сломала — по-моему, это видели все.

— И ты хочешь все что, сделала за семь лет отбросить вместе с обломками жезла? И пусть вся слава достанется этому сопляку?

— Ты смотришь в корень. За исключением сопляка. Юзеф старше, чем была я, когда приехала в Аржент.

— Все равно, я не могу тебя понять.

— И слава Богу.

Она снова замолчала. Конрад продолжал мысленно с ней спорить, пока они не вышли к старой пристани. Рида спрыгнула с седла в протянувшиеся к ней руки. Конрад крепко прижал ее к себе и поцеловал.

— Ну, надо ли тебе уезжать? — спросил он тихо.

Рида покачала головой.

— Все не так, как ты думаешь. Моя магия выпила меня до последней капли. Ты любишь тень, и это не принесет радости ни тебе, ни мне.

Она снова взяла ружье и выстрелила в воздух. На другом берегу началось какое-то движение, потом заплескалась вода. Из темноты навстречу им двигалась лодка с четырьмя гребцами. На носу и корме горели факелы.

— Ты все хорошо подготовила.

— Разумеется, — она протянула ему ружье. — Вот, возьми на память обо мне. И, если можешь, присмотри за Юзефом. Боюсь, ему и правда будет трудно в начале. Ну, прощай.

Она сама коснулась губами его губ и спрыгнула в лодку.

Конь скакал сквозь ночь, едва успевая уворачиваться от выпрыгивающих из темноты деревьев, проклиная рвущие губы удила, острые колесики шпор, то и дело выползающие на тропинку мокрые скользкие корни. Но бог хранит безумцев — до маленького охотничьего павильона в глубине леса они добрались целыми и невредимыми.

Конрад соскочил на землю, взбежал по трем мраморным ступенькам, распахнул дверь, остановился, переводя дух. Комната была обставлена с роскошью и изыском. пол заслан коврами, в камине горел огонь, на столе, на белоснежной, отделанной старинным кружевом скатерти мерцали свечи, распространяя вокруг себя нежный запах фиалок, отблески играли на столовом серебре, на атласном покрывале ложа в алькове.

Портьера отдернулась, и на пол спрыгнул невысокий горбатый человечек, на вид не старше Конрада.

— Ну, а где виновница торжества?

Вместо ответа, Конрад одним движением перевернул стол, ужин с грохотом и жалобным звоном съехал на пол. Конрад носком сапога затушил фитили свечей.

— Сбежала, значит, — подытожил горбун.

Нагнувшись, он поднял с пола закупоренную бутылку

— Вино, по крайней мере, осталось…

— Каким идиотом нужно быть, чтобы все эти годы… — отозвался Конрад.

Он говорил, и размеренно бил кулаком по торцу стола, так, чтобы было больнее.

— А она того не стоила?

— Да конечно стоила! Мешок сюрпризов. Я бы за нее еще семь лет прослужил, только она сама не позволила. Знаешь, я сейчас вспомнил тот день, когда отсюда ушел Кэвин. Я тогда сказал: «Рида, он столько сделал для нас, как ты могла? Я не понимаю!» А она ответила: «Я тебе завидую. Когда все понимаешь, но ничего поделать не можешь, еще хуже». Теперь я знаю, о чем она тогда говорила.

— И где же она теперь?

Конрад его не услышал.

— Рида Светлая, — сказал он, — наш мастер иллюзий. Представить себе не могу себя без нее, Дреймур без нее. С другой стороны, если кто из нас и заслужил счастье, так это она. Если не здесь, то там, если не со мной, с кем-то другим.

— Сомневаюсь, что ей это удастся.

Конрад впервые обратил внимание на собеседника.

— О чем ты, Пикколо?

— В старые времена волшебник продавал душу дьяволу. Мистика, конечно, но зерно в этом есть. Она выиграла шесть сражений, основала четыре города, нашла серебро в рудниках, насадила виноградники. Представляешь, чем за все это нужно заплатить?

Конрад хлопнул ладонью по колену.

— Ладно, баста. Что прошло, то прошло. Надо здесь прибраться, что ли Стыдно будет завтра.

— А потом соберем вещи, и махнем наконец домой?

Конрад покачал головой.

— Я остаюсь. Нужно помочь молодому мастеру. Рида меня об этом просила.