Андрей Буторин - Работа над ошибками (Puzzle)

Голос Ларисы звал издалека. Он доносился до слуха пустым и приглушенным, словно шел из-под толстого слоя ваты, или… из-под снега. Да, конечно же, он шел из-под снега — из-под ослепительного снежно-ватного одеяла, накрывшего подножие горы. Но голос был близок, до него оставалось всего лишь несколько метров, быть может, два или три…

Алексей стоял по колено в снегу, но как только он пытался сделать хотя бы один шаг в сторону, откуда звал голос жены, то сразу же проваливался по пояс. Несмотря на это, он бросался всем телом вперед, но снежная трясина затягивала его теперь уже по горло. С каждым следующим шагом-броском он все глубже и глубже зарывался, тонул в бездонной пучине снега.

Он не слышал уже Ларисиного зова, не видел ничего, кроме обступившей его ледяной, колючей тьмы. В последней, отчаянной попытке он стал судорожно обшаривать рыхлую, податливую снежную массу. Но руки его не могли нащупать ничего, кроме обжигающего мертвого холода.

Несмотря на то, что кровь его, казалось, начала замерзать прямо в жилах, Алексей почувствовал, что одежда его пропиталась влагой. Или это был тающий снег, или же пот, выжатый холодом изо всех пор его тела и не успевший еще застыть. Да, наверное, это был пот. Он начал заливать и так не видящие ничего глаза, и Алексей попытался стереть его с лица ладонью. Но руки его уже не слушались, он не смог уже согнуть ни одного скованного стужей сустава… И он понял еще, что это не пот, а слезы заливают его незрячие глаза.

Алексей закричал, но снег тут же забил ему рот, и вместо крика из горла вырвался только задавленный жгучим холодом стон.

Алексей вздрогнул, проснувшись от собственного стона. Он лежал, запутавшись в насквозь мокрой от пота простыне, а из глаз его действительно продолжали катиться слезы. Не в силах вдохнуть полной грудью, словно горло и впрямь было забито снегом, Алексей только по-детски жалобно всхлипнул и сел на диване, свесив ноги на пол. Тело его била крупная дрожь, словно оно все еще переживало чувство ледяного давления снежных тисков.

Этот сон преследовал Алексея почти каждую ночь с тех пор, как не вернулась со своего последнего восхождения Лариса. Подъем на тривиальный для мастера ее класса четырехтысячник не предвещал никаких особенных трудностей, и, тем не менее, горы в очередной раз показали человеку его место. Неожиданный в начале октября сход снежной лавины оборвал жизнь Ларисы и лишил смысла дальнейшую жизнь Алексея. Ее тело так и не нашли, погребенное под многометровым снежным саваном.

Алексея жгла и мучила только одна мысль: почему он сам не помчался туда — в предгорья Алтая, чтобы собственными руками разгребать этот проклятый снег, разгребать до тех пор, пока не найдет свою возлюбленную, ее мертвое тело… Но в том-то и беда, теперь он мог себе признаться, что боялся найти Ларису мертвой… Он знал, что она не может уже быть живой ни при каких обстоятельствах, но пока он не видел ее мертвой, она оставалась для него живой хотя бы в воспоминаниях. Но все равно он проклинал себя за это малодушие, и с тех самых пор сон о снежной трясине стал преследовать его по ночам.

Говорят, что время лечит. Может, для кого-то это изречение подходит. Но Алексей даже по прошествии восьми с половиной месяцев не чувствовал никакого облегчения. Боль, сжавшая ледяным обручем его сердце в далеком октябре, не проходила. Может, она стала чуть менее острой, но зато стягивала этот обруч все туже и туже. Не помогли ни водка, которой он три месяца кряду глушил любые проблески сознания, ни психологи, к которым он под натиском друзей обратился позже. Не помогало ничего, даже столь любимая ранее работа в газете. Впрочем, оттуда Алексея вынуждены были уволить через пару месяцев после трагедии, поскольку на работе он практически не появлялся, а если и появлялся, то в таком виде, что лучше бы уж не появлялся совсем. Главный редактор долго терпел поведение Алексея, поскольку работником он был хорошим, да и человеком замечательным, но и самому бесконечному терпению когда-нибудь все же наступает конец. Уволили Алексея, правда, не по статье, а «по собственному», — все же главный был далеко не скотиной. И даже, занеся ему самолично домой трудовую книжку и остатки зарплаты, начальник сказал, глядя в красные, с опухшими веками глаза Алексея: «Ты решил идти вслед за ней? Это твое дело. Но ведь и ТУДА надо уходить человеком. Зачем ты ей нужен ТАКОЙ? А если передумаешь все же себя гробить — возвращайся! Приму назад и ничего не вспомню». Из дикого трехмесячного запоя Алексей все же тогда вышел, правда, продолжал выпивать довольно часто, но не скатываясь уже в пропасть безумия. Однако на работу не вернулся. Он потерял к ней всякий интерес. Он потерял интерес ко всему, он потерял интерес к самой жизни. И тогда Алексей решил, что дальше так продолжаться не может.

Он был поздним и единственным ребенком в семье. Маме было уже почти сорок, когда он появился на свет. А когда ему было двадцать восемь — мамы не стало. Отец, крепкий еще семидесятилетний мужчина, сгорел как свечка после смерти жены за каких-то полгода. А еще через полтора года не стало Ларисы. Ничего больше не держало Алексея на этом свете. Друзья — сплошь отцы счастливых семейств — не могли заполнить собой пустоту в его сердце и осветить черную темень в душе. Напротив, Алексей стал замечать, что общаться с друзьями, окруженными семейным теплом и женской любовью, стало для него просто невыносимо. И, тем не менее, он не хотел, чтобы на долю друзей выпало извлечение его скрюченного предсмертными судорогами тела из петли, или опознание выуженного из озера случайным рыбаком распухшего и почерневшего трупа. Все это было противно, гадко, недостойно. Уйти надо было так, чтобы причинить при этом окружающим как можно меньше боли.

И Алексей придумал план своего ухода. Для этого нужно было поехать к тетке в деревню. Тетя Вера была маминой младшей сестрой. Во-первых, Алексей хотел повидать ее напоследок. А во-вторых…

Три года назад, сразу после свадьбы, они ездили с Ларисой к тете Вере в Никольское. Ларисе, заядлой альпинистке, вологодские равнины показались скучноватыми. Но узнав от местных, что километрах в двадцати от Никольского есть небольшой скалистый кряж, Лариса загорелась его обследовать. Пять километров они проплыли по реке на лодке, а еще пятнадцать пришлось брести по лесу, по едва приметным тропкам. Если бы не «тонкий нюх путешественника» Ларисы, Алексей бы точно заблудился в этих таежных дебрях. Но кряж они все же нашли. Лариса разочарованно вздохнула, но, тем не менее полезла на гору, таща за собой и Алексея. Однако разочарование Ларисы пропало, как только они забрались наверх. Гора поразила обоих своей необычной формой. По сути, это было почти замкнутое кольцо, подобие лунного «цирка». Место разрыва — на противоположной стороне — завалило огромными булыжниками так, что не оставалось места ни малейшему проходу. Остальные же стены этого каменного «котла» представляли собой почти отвесные скалы. А метрах в пятидесяти справа от них и в десяти — от верхнего края, на скальной стене виднелся темный проем пещеры, метра полтора в диаметре.