Все началось с того, что я обнаружил за собой слежку.
Ну, вот вы и начали улыбаться, а улыбаться совершенно нечему. Когда обнаружите слежку за собой, то первое, что почувствуете, это холодок и трепетание в подреберье в районе так называемого солнечного сплетения. Потом у вас начнут потеть ладони рук. Это бывает от вегетососудистой дистонии, но это бывает и от страха. Не от того страха, от которого у человека отнимается речь и теряется способность двигаться, а того страха, когда человек не знает, что ему нужно предпринять.
Мне рассказывали один случай про ученика одного старого разведчика. Тот решил проверить своего ученика и сказал, что за ним будет слежка, а сам никого не послал за ним. Так вот, ученик нашел слежку и описал тех, кто за ним следил. Когда ему сказали, что за ним не было наблюдения, он не поверил и стал упорствовать в отстаивании своего мнения, да стал упорствовать так, что им занялись врачи, поставив диагноз — нервное потрясение или нервный срыв. Да, так ли это важно?
Учителю было жалко своего ученика, и он решил проверить, а были ли в тот день в службе наблюдения, описанные его учеником люди? Оказалось, что ученик случайно попал под наблюдение другой группы и блестяще выполнил поставленное ему задание.
Когда он пришел к своему ученику в больничную палату, то увидел молодого человека, внимательно рассматривающего мыльницу. Увидев учителя, ученик повернулся к нему и сказал:
— А я все-таки нашел сущность земного бытия, — и торжественно поднял вверх указательный палец.
Вот так пропал способный молодой человек, знаток иностранных языков, талант во всем, за что бы ни брался. И всего-то ничего, он обнаружил за собой наблюдение. Ладно, он специалист. А мы кто? А мы никто, мы простые обыватели и за нами никто не должен следить. А если за нами следят, то что-то изменилось в политике и властям потребовались кадры для ручного добывания щебня и щепы, которая летит, когда рубят лес, или кто-то нехороший решил доставить вам неприятности. А, может, жена ваша заказала вас частным детективам, чтобы те застукали тепленьким в объятиях горячей девочки, устроить по этому поводу скандал и отобрать ваши миллионы. А если вы не миллионер и живете на получаемые средства в обрез от получки до получки, да еще и не женаты, то сам факт наблюдения требует очень большого внимания к себе.
Дома я мысленно проверил всех моих родственников и знакомых до седьмого колена. Судимых нет. Шпионов, диссидентов, поэтов, бардов и алкоголиков нет. Нормальные российские граждане. Не бомжи, но и к среднему классу не относятся, хотя практически все с высшим или специальным образованием и в основном уважаемые люди. От уважения денег не прибавляется, а, следовательно, переход в другой класс, средний, невозможен.
Вот жизнь у нас, скажите, а? Хотели построить бесклассовое общество. Самый главный — гегемон. Нагегемонил порядком, надо бы его дубиной как следует отходить, да говорят, что ветеранов трогать нельзя, с уважением к ним нужно относиться. Пусть уж доживают свои дни, но следующим поколениям мы закажем построение классового общества.
Болтунов у нас так и не перевелось. Сделали революцию. Захапали все себе. Народу шиш на постном масле и сказки о том, что они сейчас нам будут повышать продолжительность жизни до девяноста лет, чтобы мы успели получить свои вклады, которые Сбербанк хапнул себе в прошлом веке, а рассчитываться не собирается, мол, я вам все долги прощаю.
Вот если бы за ними, за банкирами, да за олигархами разными, установить денное и нощное наблюдение, так народ наш жил бы не в пример лучше. И точно так же следить за чиновниками всех рангов, не исключая и тех, кто зачислен в неприкасаемые, так жизнь сразу бы стала такая же, как и у олигархов, может, уровнем пожиже, но уж без бедности.
Демократы считают высшей демократической ценностью неприкосновенность частной жизни. Если кто-то разделывает на кухонном столе тело своего соседа и вдруг заснят на видео без его на то разрешения, то эту видеозапись никто даже не удосужится приобщить в качестве свидетельства о совершенном преступлении. Мало ли чего хочется человеку делать у себя дома? Запись — не доказательство, а раз нет доказательств, то человек чист перед обществом аки агнец.
А если так подумать, то сколько тайн хранит в себе история, и мы никогда не сможем точно узнать, так ли это было, как преподносят нам историки. Хотя, историкам тоже веры особой нет. Вот, найдет он на раскопках какого-нибудь городища старую и разбитую ночную вазу какого-нибудь короля или хана. И по этой вазе определит, не сам, конечно, а с помощью биологоисториков, что у того, то есть у хана, было несварение желудка. Что ел он приправы, возбуждающие потенцию, типа виагры, и это означает, что у него были проблемы с потенцией. Поэтому, возможно, наследник его рожден от другого и получается, что родословная этих ханов пресеклась пятьсот лет назад, а на троне сидят совершенно другие люди.
Как всегда, на это сенсационное открытие наложат гриф "сов. секретно", материалы запакуют в папку с печатями, папку положат в коробку, коробку отнесут в огромное хранилище и положат на один из дальних стеллажей повыше, чтобы любопытные люди до них добрались как можно позже, если смогут вообще когда-либо добраться до этой папки.
Мало ли у нас секретов. При советской власти секретилось все. Без советской власти, так же, как и большевики, приоткрыли завесу секретности, а потом захлопнули все и корреспондентам стали талдычить о журналистской этике, о такте и тому подобное.
— Уважаемый Алексей Алексеевич, — внушали бородатому и растрепанному журналисту, похожему на Иисуса Христа, — сидели вы бы в своей школе и учили детишек, какого хрена вы полезли в журналистику? Что у нас, мало головной боли и без вас? Вы что думаете, мы не знаем, что чиновник NN ворует больше чиновника NNN? Да знаем мы все это, но ждем, когда они наворуются и станут честно исполнять свои государственные функции. Что вы все суете свой нос не туда, куда надо. Вон, пишите о коммунистах, чего вам только вздумается. Можете даже под кроватью у их лидера себе лежбище сделать, чтобы пикантный рассказец написать, а мы его опубликуем в два счета, суперобложку сделаем, гонорар такой дадим, что можно целый год не работать. А вот про нас писать не надо. Мы люди стеснительные и огласки не хотим. Не скромно это.
Что-то меня снова в политику потянуло. Как о чем ни начнешь говорить, так сразу в политику и попадаешь. Подходит тридцать первое число — несогласные идут на площадь требовать соблюдения Конституции, а власти им милицейскими дубинками по спинам горбатым:
