Александр Шакилов
Осторожно! Мины!
Cкороспелки собрали еще неделю назад.
Удерживая запалы простенькими заклятьями, аккуратно извлекли клубни и тут же, возле грядок, отсортировали. Хорошая, правильная привычка – все делать аккуратно.
Главное – не проморгать белую полоску в самом низу маркировки, на месте шифра взрывчатого вещества. Белая полоска – верный признак недозревшей противотанковой мины. А еще черная надпись «ИНЕРТ.» на зеленом боку. Если есть такое, присыпь землей болванку, наполненную цементом. Пусть поваляется недельку-другую, пока серый порошок внутри не вызреет в тротил.
Полдень, жара. Очередная ТМ-62М[1] легла в металлическую кучу.
Говорят, шрамы украшают мужчину. Значит, парень, что выкопал мину, красавец из красавцев. У него нет трех пальцев на правой руке, а хромота намекает на давнее знакомство с нажимной крышкой ПМП[2]. Лет пять назад парнишка шагнул с тропы, чтобы сорвать ромашек для любимой мамочки, – ТТ-пуля вгрызлась в пятку, раздробив мелкие кости.
«Красавец» зажмурился, подставив солнцу одноглазое лицо. Настоящий симпатяга.
Чумазому мальчишке было лет шесть, когда он нащупал на подоконнике забытый кем-то из взрослых капсюль-«восьмерочку», медный цилиндрик, открытый с торца. В отверстие это врастает огнепроводный шнур, паразитирующий на детонаторах. Оказалось, испытаний на изгиб капсюль не терпит – взрывается.
– Ста-а-ас! Закругляйся! Мать зовет! Обедать, Ста-ас!
Одноглазый сапер обернулся на крик отца, кивнул. Наклонился за пехотной лопаткой, улыбнувшись своим мыслям, по всему – приятным. Весь в мечтах, он слишком поздно почуял опасность. Сначала появился далекий гул, тихий-тихий, потом – отчетливый шелест. И вот – громкое стрекотание, хлопки потревоженного воздуха.
Улыбка парня сменилась гримасой ненависти. Он оскалился и зарычал.
Из-за высоток, кварталом выше по тропе, вынырнул вертолет. Топоры-лопасти кромсали полуденный зной над лесом антенн. Машина была похожа на стрекозу, задравшую кверху пятнистый хвост, – быстрая наглая хищница, уверенная в своей безнаказанности. С ходу, без остановки и зависания, врубилась система минирования, внаброс заражая местность тысячами фугасных мин. Сдвижная дверь была снята – из грузового отсека таращились наружу стволы пулеметов, готовых отреагировать залпом на любое движение внизу.
Желваки перекатывались на скулах парня. Остатки фаланг вцепились в черенок лопаты. Слезы ярости текли по щеке, мужские страшные слезы – от бессилия и безнадеги.
Но вдруг яркая вспышка осиным жалом впилась в бак вертолета. И рвануло. С грохотом рвануло, душевно. Взрыв постучался в оконные проемы пяти этажей дома по соседству. Ошметки горячего металла стеганули по редким стеклам. Осколки расцарапали плесень на обоях заброшенных квартир, посекли пластитовые наросты на отсыревших потолках.
Взрыв.
Вспышка.
Ударной волной приложило по ушам. Затрещал огонь, пахнуло дымом. А Стас все не мог поверить в чудо: жив! Он рассмеялся и вытер пыль с обветренных губ. Неужели на крыше пятиэтажки проросли споры кумулятивной ПВМ[3]? Сработал акустико-инфракрасный датчик цели, и ударное ядро, и… Как если бы змея ужалила свой хвост, мины устроили охоту на себе подобных.
Накидка из бизоньей кожи задрожала на широких плечах Стаса – он хохотал. Пять розеток бело-красных игл дикобраза, пришитых к накидке, были похожи на солнце в полдень. Перенервничал, бывает.
– Ста-а-ас! – послышался испуганный крик.
Это мама, хранительница очага. Никто лучше мамы не умеет заговаривать ветер и кровь, запалы и растяжки. У нее юбка с каймой из трехцветного бисера. Ветер играет длинными косами и приметанными к юбке хвостами енотов. Вот такая вот у Стаса мама – умелая и красивая…
Обед готов.
Так почему бы мужчинам не откушать картофеля «в пончо» и маисовых лепешек, тушеной печени бизона и краснобоких, хорошенько просоленных помидоров?
Пора подкрепиться.
А после сытной еды и работа в радость.
Мины-плоды, мины-початки и опять мины – очистить от земли и песка. Мины-корни и просто мины – отсортировать по типу и размеру, внимательно изучив маркировку. Корпус к корпусу, запал к запалу, моток проволоки к мотку.
Перебрали урожай, обмели щеточками. До заката еще долго, но и рассиживаться не след. Схватившись за матерчатые съемные ручки, отец и сын перетащили клубни в мастерскую кузнеца, на чердак. Шестнадцать этажей пешком вверх-вниз, вверх-вниз. После каждого десятого восхождения отдыхали. Рядом, за бетонной стеной, лаяли проводники – беззлобно, по привычке. Мол, работа такая – глотки надрывать.
– Молодцы мы. Да, сын?
– А то!
Всё перенесли, ничего не забыли. Теперь можно вздохнуть с облегчением. Дальше чужая забота, как вскрыть корпуса мин, разжечь огонь и раздуть меха.
Металл и пластик на переплавку. Тротил и ВВО-32 сгодятся для удобрения картофеля и подсолнечника. Взрыватели пойдут на рассаду.
Мина – овощ полезный, без остатка в деле.
И потому вдвойне приятно, что тээмки безвредней заячьего хвоста. Нужно, в смысле совсем не нужно, чтобы пятеро таких, как Стас, одновременно наступили на взрыватель – вот тогда от самоубийц останутся только ржавые пятна на стене дома да недолгий звон в ушах соседей. Да и то пятна продержатся до первого кислотного дождя.
Проще, конечно, забросить огород – не окучивать грядки, не рвать сорняки – и рыскать по междутропью, выискивая дикие клубни. Но никто не даст и глотка браги за жизнь безумца, который на это осмелится. На то и дичка: наткнешься на сюрприз[4] – бум! – и нет тебя. В лучшем случае руку оторвет. Или ногу. Или руку и ногу. Или…
Но это и так понятно.
Скальп, привязанный к поясу, мечтал отомстить убийце. Трепет орлиных перьев подобен волненью трав, испуганных ветром Четырех Направлений. Это предчувствие охоты и мяса, жизни и смерти!..
Бизонье стадо паслось на стадионе, не подозревая об уготованной ему участи, незавидной и печальной. Старая шерсть топорщилась коростой поверх новой. Копыта вытаптывали землю у нор луговых собачек.
На рассвете у самых трибун Уголь Медведя поставил типи[5], где сейчас отдыхала светловолосая красавица Лиза. Шаман напоил ее отваром тьмы-травы, и теперь девушка крепко спала.
Стас закрыл единственный глаз, представив ее белые кудри, гладкую кожу, вздернутый носик и алые губы… Сразу стало жарко, древко копья заскользило в ладони, томагавк вдавился в бок. Стас лежал у первой линии медных растяжек. Правый локоть касался плеча коротышки Самеда, левый – бедра Лореса.
