Геннадий Авласенко
Жёлтый песок среди бескрайнего моря
Глава 1
Началось всё это одним ненастным осенним утром, когда внезапно налетевшим ливнем буквально заливало все три окна моего рабочего кабинета, а холодный северный ветер изо всех сил раскачивал стоящие вдоль забора деревья, упрямо пытаясь сорвать с них жалкие остатки поздней пожелтевшей листвы. Впрочем, из-за постоянно стекающих по стеклу дождевых потоков деревья эти смотрелись из окон кабинета, смутно и весьма расплывчато.
Мой кабинет находился на втором этаже нашего трёхэтажного административного здания и располагался как раз напротив кабинета начальника авиабазы, Джеймса Хилла, потому он частенько заходил ко мне просто покалякать по старой дружбе и, одновременно, пожаловаться на свои семейные неурядицы. Джеймс имел звание полковника, я же был всего лишь майором, но когда-то мы вместе желторотыми курсантами, а точнее, рядовыми-рекрутами авиации, проходили начальное обучение в одном, скажем так, весьма засекреченном месте. Там, кстати, и познакомились.
Не сказать, что в то далёкое время мы с Джеймсом были закадычными друзьями, так, приятелями, не более. Но когда, пять лет спустя, встретились вновь, участвуя в одной и той же боевой операции, наше былое знакомство на удивление быстро реанимировалось, и не просто реанимировалось, а как-то незаметно переросло в крепкую мужскую дружбу. Я бы даже сказал, фронтовую дружбу, хоть фронта у нас тогда не было никакого, равно, как не было и тыла. Была одна сплошная кровавая неразбериха, где всё окончательно перемешалось, и где неоправданно обидных потерь было излишне много. Во всяком случае, с нашей стороны…
На пятый день операции мы оба были ранены, Джеймс легко, я же исключительно тяжело, но именно старший уоррент-офицер Джеймс Хилл смог вытащить тогда второго лейтенанта Теда Тайлера., то есть, меня, из-под кинжального огня противника. И только поэтому я остался жив, хоть уже мысленно успел распрощаться со всеми своими родственниками и даже просто знакомыми.
После этого наши воинские пути вновь разошлись и уже надолго, потому что, когда меня кое-как подлатали наши армейские эскулапы, выяснилось, что участвовать в настоящих боевых операциях мне больше, увы, не светит.
Но полностью списывать со счетов столь бравого вояку начальство всё же не решилось, милостиво разрешив мне и далее тянуть армейскую (а точнее, авиационную) лямку, но уже лишь на тыловых должностях. Вот так я и дослужился до звания майора и последним моим достижением стала должность начальника охраны этой занюханной авиабазы, на которой одним ненастным осенним утром и началась вся эта чертовщина.
Полковник Джеймс Хилл был назначен командующим этой же авиабазой полгода спустя после моего сюда перевода, и, хоть он был моим начальником, а я, как это не обидно звучит, его подчинённым, отношения между нами остались по-прежнему дружескими. Впрочем, никаким панибратством тут и не пахло, особенно, при посторонних, тем более, что я всегда добросовестно относился к своим непосредственным обязанностям, а полковник Хилл не являлся слишком уж требовательным начальником. Более того, в последнее время он нередко прикладывался к рюмочке (иногда совместно со мной, но случалось и в полном одиночестве), и я подозреваю, что именно это непреодолимая тяга к спиртному и поставила крест на дальнейшей карьере бравого полковника, не дав ему возможности со временем превратиться в ещё более бравого генерала. Сказать по совести, быть самым главным в той замызганной дыре, которую и представляла из себя наша авиабаза, означала безусловный крест на всей дальнейшей воинской карьере, ибо путь отсюда были лишь один: вниз. Иными словами, в отставку.
Полковник Хилл и сам отлично сие понимал, и понимание это изрядно его огорчало. Но значительно больше огорчали Хилла непростые отношения с собственной супругой, дамой весьма вспыльчивой и любвеобильной, бывшей, к тому же, моложе Джеймса ровно на четверть века. Впрочем, к событиям, произошедшим на авиабазе, их супружеские отношения никоем образом не относятся (а ежели и относятся, то весьма косвенно).
Итак, в то осеннее дождливое утро я, помнится, просто стоял у одного из окон, бездумно любовался вселенским потопом снаружи и мысленно радовался своему казённому кабинету, а тем более полному отсутствию хоть какой-либо необходимости покидать в данный момент его уютные стены. Но радовался я недолго, ровно до того момента, когда дверь моего кабинета широко распахнулась, и в него, не вошёл даже, а, буквально, ввалился, грузно пошатывающийся полковник Хилл. Ввалился и сразу же остановился у самого порога, окидывая меня таким знакомым блуждающим взглядом.
По дико блуждающему взору господина полковника я сразу же сообразил, что мой многоуважаемый шеф успел уже принять вовнутрь свою привычную утреннюю дозу горячительного, но ещё весьма далёк от того определяющего момента, после которого у него обычно появлялась настоятельная потребность в очередной раз излить мне свою душу. Поплакать в жилетку, другими словами, ибо скромная моя персона на роль этой многострадальной жилетки подходила прямо-таки идеально.
— Что-то ты рановато сегодня, Джеймс… — начал, было, я, но своевременно заметил маячившую за спиной полковника высоченную фигуру мастер-сержанта Эванса Холройда и прикусил язык. В том смысле, что, переменил тему.
— Что-то произошло, сэр? — деловито поинтересовался я, подходя к столу.
— Произошло! — буркнул Хилл, наконец-таки полностью вваливаясь в кабинет и чуть посторонившись, пропуская вперёд себя Холройда. — Объясните ему, сержант.
— Сэр! — вытягиваясь в струнку, произнёс Холройд казённо-официальным голосом — У нас ЧП! В пятом ангаре.
— В пятом ангаре? — недоуменно переспросил я. — В морге, то есть?
— Так точно, сэр! — кивнул головой сержант. — В морге.
Пятый ангар мы в разговорах между собой чаще всего называли «вертолётным моргом», а всю нашу занюханную авиабазу — «авиационным лазаретом», ибо поступали сюда, в основном, неисправные или полностью устаревшие вертолёты (изредка, самолёты). Ну, а те из них, восстановить либо законсервировать которые было невозможно (а иногда и просто нерентабельно), находили бесславную свою кончину именно в пятом ангаре.
— Так что там, собственно, произошло? — поинтересовался я у сержанта Холройда.
— Исчезновение, сэр! — пояснил сержант. — Исчез рядовой авиации третьего класса Морт Клейтон.
Некоторое время я молчал, как бы переваривая только что услышанное.
— Как это, исчез? — наконец-таки выдавил я из себя. Потом помолчал немного и добавил: — Отлучился, наверное, из ангара, не испросив на то предварительного разрешения? То есть, самовольно…
Но сержант лишь отрицательно мотнул головой.
— Никак нет, сэр! Никуда он не отлучался, а просто взял да и исчез! Причём, на глазах у своих сослуживцев.
Вот даже как! Взял человек, да и просто исчез, причём, на глазах у товарищей!
Мистика какая-то!
Но тут сержант добил меня окончательно, добавив на полном серьёзе:
— Сам-то исчез, а вот одежда от него осталась! И обувь тоже…
Этим он меня окончательно доконал, и я, не зная даже, что и ответить, лишь молча таращился на Холройда.
— Майор Тайлер! — произнёс вдруг молчавший доселе полковник Хилл на удивление трезвым голосом (я, признаться, почти позабыл о самом его тут присутствии). — Исчезновение рядового, я думаю, целиком по вашей части. Немедленно займитесь этим делом, разберитесь в нём досконально, а потом мне обо всём обстоятельно доложите!
— Слушаюсь, сэр! — машинально произнёс я, всё ещё переваривая только что услышанное.
— Ну, вот и хорошо!
Полковник повернулся и вышел из кабинета (немного при этом пошатываясь), а мы с сержантом некоторое время лишь молча таращились друг на друга. Потом я вздохнул и, покосившись на залитые дождём окна, вытащил из шкафа куртку и фуражку. Ещё разочек полюбовавшись на разгулявшуюся за окнами непогоду (и вздохнув при этом уже вторично), я добавил к куртке и фуражке ещё и складной зонтик, хоть и понимал, что толку от этой хлипкой конструкции при столь порывистом и непредсказуемом ветре будет немного.
