Темный орден (Оболенский, том 3) - Алекс Хай

— Помни все, что я тебе говорила, — шепнула Друзилла, когда перед нами распахнулись стрельчатые готические двери. — Слушай все очень внимательно, но сам не вмешивайся — у тебя и без этого найдутся защитники. На твоей стороне справедливость.

Я поправил узел галстука и кивнул.

— Хорошо.

Облаченные в строгие черные костюмы безмолвные распорядители встали по обеим сторонам дверей. Но когда мы с братом Луцией попытались войти, один из них преградил нам дорогу.

— Начало заседания пройдет без присутствия приглашенных, — сказал он нахмурившейся Друзилле и жестом пригласил ее. — Только члены Совета. Темная мать, прошу вас.

Старуха бросила на Луция взгляд, значения которого я не понял. Дисциплинарий кивнул мне.

— Подождем здесь, ваше сиятельство.

Мы сели на убранные черным бархатом кресла прямо в коридоре, а мимо нас прошли человек двадцать советников. Крайне колоритные личности, и подавляющему большинству было глубоко за пятьдесят.

— Это нормально, — сказал Луций, когда за ними закрылись двери. — Сам факт того, что ради вас созвали Совет, уже событие из ряда вон выходящее. Тем более здесь.

— Здесь? — переспросил я.

— В Лиговском дворце. Вы знаете, что это за место?

Я слабо улыбнулся.

— Разумеется, нет. Откуда мне?

— Ну, быть может, Темная мать успела рассказать вам кое-что об Ордене. Впрочем, насколько я могу судить, вы чисты как лист.

— Именно так, темный брат, — улыбнулся я. — Так чем же знаменательно это место?

Дисциплинарий мечтательно улыбнулся.

— Тем, что именно отсюда и начался Орден. Здесь впервые проснулся Темный дар. Раньше ведь это была больница. Евангельская женская, на благотворительных началах.

А вот это мне было известно. Место и правда казалось мне крайне любопытным, и я хорошо запомнил это здание, когда отец водил меня на прогулки по центру города. Отец вообще много знал о Петербурге — больниц, правда, не любил, но к этой относился по особому.

И я понимал, почему. Она была самой красивой. Ни за что не скажешь, что этот мрачный домина был больницей. Скорее он напоминал дворец какого-нибудь сказочного злодея. Быть может, поэтому Темный Орден выбил это здание под свои нужды. Эти ребята любили производить впечатление.

— Первым зарегистрированным носителем была внебрачная дочь графа Ламздорфа. Евдокия Федорова, по фамилии матери, — уточнил темный брат. — В годы Революции Ламздорф с семьей эмигрировал в Париж, но бастардов оставил здесь без содержания. Их положение было настолько скверным, что семья Федоровых оказалась на грани гибели. Мать Евдокии и младший брат скончались от тифа. Сама же Евдокия заболела пневмонией. И поскольку средств на существование у них не было, то единственным местом, где ее смогли принять, оказалась эта больница. Девушка умирала — медицина уже не могла ей помочь. Но, по преданию, которому учат здесь, она заключила сделку с Тьмой. Она настолько ненавидела отца за то, что тот предал ее мать и оставил на погибель, что… Тьма откликнулась.

— И что случилось дальше?

— Девушка выжила. Правда, ценой жизни всей остальной больницы, — Луций обвел рукой пространство вокруг себя. — Тьма взяла свою первую жертву, и эта жертва была кровавой. Сила — величина постоянная, Владимир. Чтобы у кого-то ее прибавилось, у кого-то должно убавиться. Это…

— Закон сохранения энергии, — улыбнулся я.

— Верно. На силу он тоже распространяется. По крайней мере, исследования Ордена это подтверждают.

— А что случилось здесь?

— Точно неизвестно. Евдокия была немного не в себе, и попытки ее допросить ни к чему не привели. Все, кто находился в больнице, погибли в один миг. Осталась лишь Федорова. Когда за ней пришли, она продемонстрировала дар, но этот дар был иным. Так появилась Тьма.

— Значит, она появилась из боли, ненависти и отчаяния?

— Боль, ненависть и отчаяние привели ее в этот мир, — пожал плечами Луций. — Наши ученые полагают, что Евдокия Федорова оказалась некой дверью, через которую сила излилась сюда. Сама из себя эта девушка ничего не представляла, но именно после нее начали появляться другие носители Тьмы. В течение года зарегистрировали двадцать случаев. Затем больше, больше… Но это место с тех пор считают проклятым — столько смертей. Поэтому когда Орден подал прошение о покупки этого здания, его с радостью удовлетворили.

— Значит, здесь все началось, — задумчиво произнес я, разглядывая стрельчатые своды потолка.

Высокие резные двери зала заседаний снова медленно отворились, и к нам вышел один из распорядителей.

— Господа, Совет готов вас принять, — с легким поклоном проговорил он. — Прошу следовать за мной.

Я поднялся, застегнул верхнюю пуговицу пиджака и переглянулся с Луцием.

— За чью команду вы в итоге играете, темный брат?

— Я дисциплинарий, ваше сиятельство, — отчеканил он. — Я всегда играю за тех, кто соблюдает закон и правила. И я убежден, что в вашем отношении они были нарушены.

Я улыбнулся. Ничего другого от Луция я не ожидал. Нет, все же этот мужик мне нравился. Принципиальный, упрямый, но… правильный. Моральный компас у него работал исправно.

Чего, судя по всему, нельзя было сказать об остальных членах Ордена.

Распорядители посторонились, и мы вошли в роскошный зал. У меня даже перехватило дыхание от восхищения. Такая красота! Не знаю, что располагалось в этом помещении до того, как сюда въехал Орден, но темные братья и сестры вбухали сюда кучу денег.

Стены были отделаны черным мрамором с золотыми и серебряными прожилками. Одна из стен — я окрестил ее парадной — и вовсе была инкрустирована здоровенной жеодой аметиста. Падавший свет от сотни свечей мерцал на каждом кристаллике, и жеода вспыхивала мистическим светом.

Соседнюю стену занимал гигантский камин, в пасти которого даже я мог легко выпрямиться в полный рост. Над камином висел портрет молодой женщины в длинном узком черном платье и черной легкой накидке. Она не казалась красивой, но художник очень тщательно изобразил ее глаза. Взгляд был пронизывающим, пробирающим до самой глубины души. Взгляд, сочетавший в себе бесконечную боль и ненависть.

— Это Евдокия? — шепнул я Луцию и украдкой указал на портрет.

— Да.

В центре зала за круглым столом заседала одетая во все черное, но все равно пестрая делегация советников. Сам стол заслуживал отдельного внимания. Нет,