Феникс - Ринат Тактарин

Проснувшись от мерного стука, я дёрнулся, вбок стрельнула застарелая боль: ну как застарелая… каждый месяц обновляют.

— По голове постучи! — процедил я, откинувшись на нары. Уснуть уже не получится.

Сосед, урод, каждое утро нервирует всех ударами о стену, стресс он так снимает. А сейчас какого хрена! Морду бы набить, да препятствие непреодолимое, а так желающих нашлось с полблока.

Затёкшее от некомфортного сна тело начало покалывать, потянулся…

Последний солнечный лучик бросил отблеск на давно не крашеную стену и медленно пополз наверх, очень скоро он ослабнет и пропадёт, что не означает конец светового дня, окошко высоко, мало́ и смотрит в небо под углом. Созерцание этого действа, в ясные дни — единственная радость, которая мне доступна, так что впитываем…

До заката осталось около трёх часов, можно немного подумать. О чём? Да всё о том же! За что? Нет, за что — знаю! Как меня угораздило и есть ли выход?

А сейчас подъём, дядя Дима! Надо размять старые гематомы…

Кряхтя, поднялся и начал щадящий комплекс упражнений. Уныние последние месяцы набирало обороты, но что-то внутри меня не давало сдаться окончательно.

Я подошёл к двери, машинально взявшись за решётку, неприятный холод коснулся руки, который носил больше эмоциональную нагрузку. Как тот сосед хотелось долбануть о стену, но я не зверь, чтоб биться в истерике!.. Должен быть выход!

Глянул в общий коридор, взгляд не выделил ничего нового, всё та же унылая картина. Из доступного взору, три таких же дверных проёма, перекрытых мощными прутами решётки, крашенные в синий стены, белёный, местами облупившийся потолок. Решётка напротив не пустовала: высокий, крепкий мужик, сорока восьми лет от роду, занимался тем же самым, что и я, смотрел в коридор, его глаза сфокусировались на мне.

— Слышь, Сазон, а ты Разгром Фадеева, читал? — он смотрел на меня с интересом. Вопрос не стыковался со взглядом: бычий, исподлобья.

Соседа звали Коровин, поэтому ассоциация сама прилипла. Разумеется, у него было нормальное имя, как у всех — Василий, Вася. Но все предпочитали называть его Коровиным, даже жена так называла, пока он её не зарубил.

За что зарубил? Говорит: не помню, пьяный был, а синька чмо! Рулившая в тот день синька, на жене не остановилась, зарубила тестя с тёщей и любопытную соседку. Вспомнил его лицо, когда он нам это поведал, не увидел там раскаяния, только ухмылка.

Мне давно надоели вопросы по книжным героям, но хоть какое-то развлечение.

— Да, читал в школе ещё, не помню, про что. Война вроде, гражданская, — я почесал шею, переместил тяжесть на другую ногу, чтоб бок не так ломило.

— Скажи мне, Сазон, куда смотрел Левинсон, когда брал Мечика в отряд? — похоже, Коровин не расслышал мой ответ или опять прыгнул на любимую волну: слушаем все! — Вот урод же, сыкло и предатель!

— Либерот он сраный! — на моё счастье, Дегтярь из соседней с Коровиным камеры не спал, решил поддержать разговор. — Все они такие. Жалеют убогих, а как те накосячат, наша хата с краю! — сосед появился в фокусе, сверкая бритой лысиной и толстыми линзами очков.

— Вот чего разорались? — прошепелявил другой сосед, тот, что справа. Ну да, «стоматологи» здесь работают только на удаление, да без анестезии. — Даже я знаю, Фадеев не всю правду писал, потому читать его нельзя!

— Закрой рот, Назаров, ты тоже либерот!

В душе я улыбался. Наш тесный, скучный мирок посетило развлечение. До чего же я скатился, радуюсь склокам зэков библиоманов. Вот бы сейчас решётки открыть, было бы настоящее веселье!

— Варя шалава либеротская, — разошёлся Дегтярь. — Этому дала, другому дала, Мечику не дала! Сука любовь!

— Так, Морозко же зарубит! — шевельнув усами, поддержал беседу Коровин. В глазах появился азарт, видно, себя представил на его месте.

Я уже откровенно улыбался, когда прозвучал голос слева, мой сосед по стороне стены.

— Сазон! Когда у Павлика зарплата?

Разговор тут же стух. Назаров с Дегтярём вернулись на нары, Коровин, держась руками за прутья решётки, сочувственно хмыкнул.

Я пытался свыкнуться со своим нынешним положением, побои нисколько не страшили, даже напротив, ждал их с долей нетерпения, очень уж напоминало времена бурной юности. Когда морда в кровь, а тебе плевать, бежишь на танцульки в какой-нибудь клуб. В тюрьме с досугом тяжеловато, кроме небольшой библиотеки, только прогулки два раза в неделю и вовсе не в лесу и даже не в тюремном дворе. Загон пять на пять с решёткой вместо потолка.

— Вчера была, — процедил я, ожидая следующий вопрос — ритуал как-никак.

— А когда смена Копытова?

В голове раздались мерные звуки ударов. Стиснул зубы.

Мне эти вопросы вечно будут сниться, в десятый раз отвечаю, последние десять месяцев — день в день.

— Сегодня в полночь заступает, — Коровин закатил глаза и вернулся на нары, будто для него это сюрприз.

Котеев, что поселился рядом одиннадцать месяцев назад, невесело вздохнул, он ожидал моих вопросов, я не подвёл и в этот раз.

— Когда зарплата у Светика?

Решётка соседа клацнула, всё же он слабее духом. Один из дней в месяце, даётся тяжело, особенно его ожидание.

— В следующую пятницу, скорее всего… Смена Копытова в воскресенье, — он, как всегда, ответил на оба вопроса. — Достал он, убьёт когда-нибудь.

Я кивнул соглашаясь. Котеев не видел моего жеста, в отличие от соседей напротив, мы видимся нечасто, когда нас выводят на прогулку, всегда по одному.

— Я генеральному прокурору письмо написал, — выдал невеликую тайну Котей. К нему недавно адвокат приходил, понятно по какому вопросу.

— Думаешь, дойдёт?

— Обязательно дойдёт! Главное, чтоб прочитал, я всё подробно изложил про их схему…

— Бесполезно, — влез Дегтярь. — Прокопенко жёсткий законник, на тебе три безвинно загубленных души, даже читать не станет. Молись, чтобы он на пенсию быстрее свалил, вот если придёт Близнёв, тогда да, может и прокатить, он тот ещё либерот, всех готов пожалеть!

— Всё равно буду писать, если надо будет, президенту напишу! У меня есть права! — завёлся Котей.

— Все либероты твердят о правах, — вставил Дегтярь. — Ты когда работяг насмерть отправлял, об их правах думал?

— Что? Да они сами виноваты, всего-то надо