Роман Юров
«Ла»-охотник. В небе Донбасса
— От винта!
— Есть от винта!
Кран самопуска провернулся легко. Зимой, когда новенький самолет только пригнали с завода, кран был туг, до синяков на пальцах. Сейчас же, в потных перчатках, сопротивления почти не ощущалось.
— Воздух!
Коротко пшикнуло. "Як" чуть вздрогнул, винт провернулся, и Виктор торопливо щелкнул тумблером магнето. Мотор застрелял, потом, словно прокашлявшись, зарычал, запел оборотами, прогреваясь. Истребитель задрожал, завибрировал. К пропитавшему кабину, несмотря на открытый фонарь, запаху бензина добавилась вонь выхлопных газов.
Палыч отцепил баллон и, пряча лицо от разметаемого винтом песка, быстренько метнулся к хвосту. Двигатель зарычал во всю свою мощь, напором воздуха из кабины вымело все запахи. Остался лишь горячий ветер.
— Двадцать девятый, как слышишь?
Колька приподнялся на сиденье, выставил вверх растопыренную пятерню, демонстрируя и слышимость, и готовность к вылету.
— Убрать колодки!
Мигнула выцветшая спина, потом Палыч отошел подальше и напутственно махнул рукой. Мотор взревел и техник попятился, придерживая саблинскую, выданную на время полета фуражку и щуря слезящиеся глаза. Фуражка подмигнула золотистым крабом, и Виктор некстати вспомнил, что купил ее в Саратовском военторге, в день свадьбы. Вспомнил и зло ощерился, гоня ненужные мысли. В небо нужно было идти с пустой, светлой головой, чистой от наземных хлопот. В небо хватало своего…
Солнце поднялось недавно и еще не успело войти в силу. Внизу, по балкам, стелился утренний туман, слабая дымка покрывала землю словно саван, маскируя и пряча. Мир под крылом затих, затаившись подобно зверю в кустах, ожидая, что гудящая в высоте беда пройдет стороной, не заметит. Туман и дымка могли этому помочь. Не помогли…
Аэродром появился частями. Сначала из дымки проявились вспомогательные строения, затем темные, еще не успевшие обрасти травой, капониры, самолеты. Потом словно кто-то сдернул гигантскую завесу, и аэродром предстал во всей красе, во всех деталях — с неподвижно висящей колбасой "колдуна" — ветроуказателя, с чем-то присыпанными рулежными полосами и размолотой в пыль травой у посадочных "Т". И только тогда Виктор облегченно выдохнул: с поля никто не взлетал, да и в небе было чисто. Появилась надежда избежать драки…
Илы заплясали, "занервничали", доворачивая, опустив бронированные носы, стали тяжело, неохотно разгоняться. Поднимая пыль, от стоянки рванул какой-то кургузый грузовичок, внизу забегали, засуетились люди, а четверка Илов уже свалилась в пологое пикирование, заходя на северную оконечность аэродрома. Там, укрытые капонирами, стояли несколько Юнкерсов, отчетливо белели кресты на крыльях подготавливаемого к вылету Шторьха. Наземный персонал метался внизу испуганными тараканами и лишь один, то ли храбрец, то ли безумец пытался давать отпор. Пулеметные трассы одинокой огневой точки потянулись вверх, но этого было ничтожно мало чтобы помешать. От штурмовиков отделились капельки бомб и огонь с земли умолк — Виктор увидел, как незадачливый пулеметчик удирает прочь. Черными грибами взбухли бомбовые разрывы, и он чуть наклонил машину, рассматривая попадания. Увы, удар прошел впустую — бомбы легли с недолетом метров в сто…
Группа уходила. Илы шли на бреющем и их камуфлированные силуэты почти сливались с землей. Выше метров на пятьсот шла шестерка Яков родного сто двенадцатого полка: Иванов с Мамедовым, Гаджиев с Тарасовым и Виктор с верным Колькой. Невеликая охрана для невеликой силы. Он не знал и не мог знать, что в этот самый день сотни краснозвездных самолетов четырех воздушных армий атаковали вражеские аэродромы. Бомбили стоянки и взлетные полосы, несли жуткие потери, погибая от огня зениток и Мессершмиттов. И их столь неудачная атака аэродрома Кутейниково была лишь частью большого, спешно задуманного и в спешке осуществленного плана. Увы, подобно большому плану уничтожения вражеской авиации на аэродромах, план их малой, локальной операции с самого начала начал трещать по швам. На бумаге все выглядело красиво — полк Илов под прикрытием усиленного истребительного гвардейского полка, должен был нанести мощный удар по вражескому аэродрому Кутейниково. И когда накануне вечером шестерка летчиков из сто двенадцатого полка прибыла на аэродром Чуево на усиление, казалось, что ничто не может этому удару помешать. Все были в сборе: целых две эскадрильи Илов уже рассредоточили по спешно вырытым капонирам, истребители растащили подальше друг от друга, укрыли маскировочными сетями. Летчики, поужинали, перезнакомились, согласовали маршруты, связь, все необходимые, но оттого не менее важные мелочи. Не хватило сущей ерунды — бензина и боеприпасов. В итоге вылет задержался на час, а в воздух поднялась только четверка штурмовиков и шесть Яков, да и то, Илы скинули бомбы мимо цели. Красивый план обернулся фарсом.
Мессера в воздухе так и не появились. Напрасно летчики, до боли в глазах, всматривались в небо, кроме группы краснозвездных самолетов, в воздухе больше не было никого. Показался свой аэродром и штурмовики сходу пошли на посадку, истребители растянулись на круге, дожидаясь своей очереди. Виктор смотрел, как Илы, поднимая винтами пыль, плюхаются на полосу и радовался. Полет к осиному гнезду, не давал ему покоя весь вечер и ночь. Лезть в пекло, под огонь зениток и толпу мессеров не хотелось совершенно. А на поверку вылет оказался едва ли не прогулкой, и это было замечательно. НА КП он шел довольный как слон и отчаянно фальшивя насвистывал веселый мотивчик…
Запах цветущий сирени, разлившийся по всему аэродрому, одурял. Нагоняемый ветерком от зеленых зарослей у стоянки, он проникал повсюду, напитывая собой воздух. Почему-то этот запах напоминал детство: школу, последний звонок, ожидание скорых каникул. Вместо всего этого глаза видели, превращенный в аэродром колхозный луг, стоящие тут и там самолеты, и копошащихся у них техников и оружейников.
Виктор обошел свою "двадцатьчетверку", ревниво поправил немного перекосившееся одеяние русалки, увидев потеки краски на крыле, нахмурился. Подошел ведомый — Колька, застыл соляным столбом, наконец, не выдержал, спросил:
— Что там командир?
— Краска. Потеки краски. Видишь?
— Вижу, конечно, — Рябченко равнодушно посмотрел на застывшие зеленые капли, — у всех так.
— Видел, а не подумал. А это Коля — скорость, которой в бою всегда не хватает. Чтоб ты знал, самолет, должен быть отрегулирован по науке, а значит, быть легким и послушным. — Он сложил пальцы щепоткой и подвигал, поводил ими из стороны в сторону: — показывая каким легким в управлении должен быть истребитель. — Для этого нужен хороший механик. Но любого, даже самого лучший из механиков нужно контролировать. Всегда! Ну, и периодически дрючить…
